Австралийские рассказы - [64]

— Его преподобие Бенджамен Сперроу[11], — донесся с крыльца голос миссис Райан.

Она сидела на ступеньке, прислонясь к стене, отдыхая после целого дня работы на кухне. Свет от керосиновой лампы, висевшей где-то в глубине дома, очерчивал золотой каймой ее голову и плечи, озарял огрубевшие от работы руки, неподвижно лежавшие на коленях, но лицо ее, повернутое к Мику, оставалось в тени.

— Именно, его преподобие Бенджамен Сперроу, — согласился Мик.

— Хотя ты, Майкл, всегда называл беднягу Сприггом, — напомнила Мэри.

— Спригг или Сперроу, какая разница, — сказал Мик. — Впрочем, уж кому-кому, а ему попалось подходящее имя. Настоящий был задиристый воробей. Гордился своими трудами на ниве господней и презирал прочую священническую братию, жившую в настоящем дьявольском пекле, каким был в ту пору Кулгарди. Правда, он сильно изменился после того, как побывал в Далеком в то рождество, когда венчалась Китти Нанкарроу, а Корни Вест погорел.

В темноте послышался смешок.

— И поделом ему, — сказала Мэри Райан. — Что это за человек, который говорит женщине, да еще самой порядочной во всей округе, что он, видите ли, не может осквернить себя пребыванием в ее доме?

— Корни? — вдруг воскликнул Крупинка О’Брайен. — А что с ним потом сталось? Он жил в Дей Доуне, когда мне там повезло. Он и Чарли Гусь открыли в поселке тайный игорный дом и без разрешения торговали спиртным. Ну и играли же они! Во что угодно! У Чарли была старая гусыня, которую он выдрессировал клевать камешки, и вот мы держали пари — какой она клюнет первым. У Корни однажды играли в покер день и ночь напролет. Целых три недели. Мексиканец Джек проиграл тогда самородок в сто пятнадцать унций.

— Мексиканец Джек? Это тот парень, который приспособил туземок добывать ему золото на россыпях в Кью?

— Он самый. Долговязый такой американец. Разгуливал в бумажных подштанниках и сапогах, с красным платком на голове. Он заставлял двух-трех туземок волочить по земле сучковатые ветки, а сам шел за ними и подбирал золото, которое им удавалось вывернуть из земли.

— Говорят, он с их помощью подбирал недурные штучки, — сказал Джим.

— И большая часть их перекочевывала к Корни, — продолжал Крупинка. — Ну и жулик был этот Корни! Из породы разорившихся аристократов-шулеров, но чертовски остроумный. Ребята вокруг него помирали со смеху, пока он обирал их до нитки. Однако, когда пришло время рассчитываться, обнаружилось, что мексиканец Джек тяжеловес. Поразмыслив в трезвую минуту, сколько мог стоить самородок, который Корни у него забрал, Джек пришел к заключению, что его обдурили, и принялся тузить Корни. Только Корни согласился убраться подобру-поздорову и смылся, оставив Джеку свое заведение.

Беседа у Райана всегда шла таким вот извилистым путем, со многими отступлениями от первоначальной темы.

— После этого он и появился здесь, — продолжал Мик. — Далекое тогда процветало. Работа на прииске «Уампа Риуорд» и на парочке других по соседству шла полным ходом. Рабочие привезли сюда своих жен и детей, а вдоль дороги старатели настроили палаток и хижин, чуть не до самых Соленых озер. На краю поселка Корни выстроил себе лачугу из сухостоя и мешковины. Вырезал кусок жести из старой керосиновой банки, написал на нем черными буквами «Миссия миссис Гранди»[12] и повесил эту вывеску над дверью.

Как-то раз, вскоре после рождества, преподобный Том Харти передал с одним десятником, что в первое воскресенье следующего месяца он приедет к нам провести службу и крестины, а вместе с ним — новый методистский священник, который обвенчает Китти Нанкарроу и Эда Флетчера, и предупредил, что они приедут пораньше, перед обедом. Ясное дело, преподобный Том мечтал о пироге с начинкой из попугаев и о козьем сыре, которые так здорово готовит миссис Райан.

«Скажите Мику, чтобы он не забыл поставить пару бутылок пива на лед», — наказал он Падди Моррису.

Лениво курившие слушатели задвигались, послышался смех и скрип складных стульев. Неплохо пошутил Том Харти. Лед в Далеком!

— А помнишь, как ты расквитался с Баком Кварцем, Мик? — спросил кто-то и пояснил: — Мистер Кварцтермен ездил смотреть свою заявку на горе Фрейзер и потом заехал сюда с тем парнем, которому он намеревался ее продать. Сам он предпочитал свою гостиницу в Кулгарди. Кварц за этот день высох, как деревянный идол, — с утра ведь он был в пути, — а все же решил сострить и попросил у Мика кружку теплого пива. Тот дал ему, а Бак выплюнул первый же глоток да как стукнет кружкой по столу.

«Разве так ведут дело, Мик? — говорит он ему. — Почему ты не студишь пиво?»

«Как хочу, так и содержу свое заведение, — ответил ему Мик и выплеснул пиво в помойное ведро. — Езжайте-ка в соседнюю гостиницу, где дело ведут по всем правилам».

А эта соседняя принадлежала самому Баку, только до нее было шестьдесят миль. Вот и пришлось мистеру Кварцу, ехать туда со своим покупателем, загнав по дороге пару лошадей и не хлебнув ничего крепче воды или чая.

Не в первый раз приходилось Мику слышать, как другие передают ему им же сказанные слова.

— Так вот, — продолжал он невозмутимо, после того как смех затих и все опять спокойно уселись по своим местам, — за день до прибытия их преподобий хозяйка моя отрядила ребят настрелять ей зеленых попугаев. Полночи сидели мы с ней, ощипывая этих дьяволов, пока все кругом не позеленело от перьев. Достопочтенный Том любил покушать, а что касается моей хозяйки, так уж когда она захочет, то никто лучше ее не сготовит паштет из попугаев со свиным салом да с портвейном для аромата.