Аврора на теплоходе - [6]

День лужайки

Рано утром в дверь позвонили, и на пороге появился дядя Бранде.

— Ты очень вовремя, — сказал папа, хотя он ждал дядю Бранде. — Ты с Аннет?

— Она будет чуть позже. Перед тем как нам окончательно переехать в город, ей нужно ещё многое закупить.

— Хорошо. И вы пообедаете с нами, когда всё закончится.

— Я видел объявления. В программе музыка и аукцион, на котором будут продаваться торты. А кто будет держать речь?

— Папа, — ответила ему Аврора. — Он сидел за машинкой и сочинял её чуть не до утра.

— А тебе мы поручим продавать торты, — сказал папа.

— При одной мысли я уже нервничаю.

— Вы оба говорите прекрасно, — ободрила их мама. — Я приеду как можно раньше, чтобы вас послушать.

— Перед тем как ты уйдёшь, Мари, я хочу сказать тебе кое-что, — сказал дядя Бранде. — Видишь ли… ты в самом деле не догадываешься?

— О чём, интересно?

— Взгляни на меня и попробуй угадать!

— Ты, наверное, постриг бороду?

— Нет, не угадала.

— Говори сам, я должна ехать, а то опоздаю.

— Я стану… нет, лучше по-другому. Мы с Аннет станем… родителями!

— Ах, как замечательно! — воскликнула мама. — И когда, Бранде?

— К Рождеству. У вас ещё осталась книжка по уходу за новорождёнными?

— Вон она, на полке, — показал папа. — Но скажи, вам не будет холодновато в летнем домике?

— Да, — с несчастным видом признался дядя Бранде. — Он не приспособлен к зиме, хотя мы его всячески утепляли. И та комната, которую я снимаю в городе, тоже не подходит. Хозяйка говорит, что не потерпит в квартире младенца.

— Ах, вот как, — папа был озадачен. — Мы ещё поговорим об этом вечером.

— Да, вечером, — подхватила мама. — Мне тоже есть что с вами обсудить.

И она тут же убежала, а что она собиралась с ними обсуждать, никто тогда толком не понял, да и времени у них не было: папа разучивал речь, Аврора играла с Сократом, а дядя Бранде морально готовился к тому, чтобы продавать торты.

Жители Тириллтопена привыкли время от времени слушать уличную музыку. В городке имелся свой собственный школьный оркестр, который иногда выступал на открытом воздухе. Но в этот день на улице играли сразу два оркестра. У одного на знамени красовался грузовик, и он играл так громко, что заглушал всё вокруг. Это был духовой оркестр водителей-дальнобойщиков, и в нём участвовал сам отец восьмерых детей, который играл на цугтромбоне.

Словом, этот день ничуть не походил на обычный, но, когда на площадь Тириллтопена въехал грузовик духового оркестра, люди и вовсе оторопели и смотрели во все глаза. В кузове стояла самая настоящая пирамида, на каждой ступеньке которой лежало по торту, а рядом с пирамидой стоял бородатый здоровяк в широком белом переднике. Он размахивал молотком и громко кричал:

— Всем, всем жителям города! Добро пожаловать на площадь! Всем мужчинам, женщинам и детям! Здесь состоится серьёзнейшее и самое сладкое из собраний! Берите с собой деньги! Ведь здесь и сейчас состоится аукцион! И вы сможете приобрести отличные торты!

Дядя Бранде умолк, и тут же грянула музыка обоих оркестров, вступивших на площадь. Музыка созывала народ. И народ собрался. Звуки отражались от стен зданий, смешивались и улетали прочь.

— Займись Сократиком, когда я взойду на трибуну, Аврора, — сказал папа.

— Хорошо. Ой, сюда пришла Биттелиттен со своей мамой и Пуффи! Папа, что же мне делать?

— Стой спокойно и будь умницей! — посоветовал он. — Мы пришли сюда не ссориться, а для другого! Для того, ради чего придумали этот праздник.

Аврора серьёзно кивнула Биттелиттен, а Пуффи подошёл к ней и подал лапу.

— Пуффи боится музыки, — сказала мама Биттелиттен, — но хочет быть с нами. Он считает, что нам без него не обойтись. Вы подумайте, какие здесь торты!

— Это мы испекли их, — сказала Аврора. — Ну не все, а только один, да и он, кажется, не самый лучший.

Тут же к толпе подошли Нюсси с Бритт-Карен, и Аврора подумала: «Ну вот, сейчас они всё испортят».

Но папа, по-видимому, уже поговорил с Нюсси, потому что она сказала:

— Мы больше ненавидеть не будем. Твой папа сказал, что мы можем спокойно стоять и радоваться. Ты видела торт, который испекла мама? Он самый лучший из всех. Это — крендель-торт!

— Конечно. — В эту минуту Аврора соглашалась со всем, что ей говорили, так она обрадовалась.

Тут же появилась и мама. Но кого она привела с собой? Папину маму и ту женщину, которая жила в её доме. Как же её звали? Лужица!

— Я решила пригласить их, — сказала мама. — Маме Эдварда наверняка захочется послушать, как выступает её мальчик.

А её мальчик уже взобрался на трибуну. Он был бледен, но выглядел очень решительно.

— Это мой папа, — сказал Сократ. — Папа мой.

— Ага, — согласилась Аврора. — И сейчас мы послушаем, что он скажет.

Сократ очень удивился тому, что папин голос заговорил так громко. Он словно зазвучал во всех местах на площади сразу.

— Дорогие жители Тириллтопена, — обратился папа к толпе в микрофон. — Я сейчас задам вам один вопрос, а вы попробуйте ответить! Сколько, по-вашему, стоит куст красной смородины?

— Сто крон, — сказал один маленький мальчик.

— Нет, не так много, — сказал папа, — гадайте дальше!

— Пятьдесят, — раздался другой голос.

— Это слишком дорого. Назовите цифру поменьше!