Авиация и космонавтика 2010 04 - [11]
Одновременно выполнялись полеты по курсу боевой подготовки на И-16 и по программе переучивания на МиГ-3, то есть, в течение дня, буквально, пересаживаясь с самолета на самолет.
Рассказывая об этом времени, отец удивлялся: «Перед войной у нас с мая отпуска отменили, мы были практически на казарменном положении и с аэродрома не уходили, а офицеры западных округов ехали через Москву в отпуск на юг». Вспоминаю об этом, когда слышу рассуждения о том, за что в начале войны расстреляли командующих западных округов.
Тем временем, буквально накануне войны 20 июня 1941 г. для противовоздушной обороны (ПВО) Москвы на основе 24-й ИАД был сформирован 6-ой истребительный авиационный корпус (ИАК) во главе с полковником И.Д. Климовым. В состав корпуса вошли 1 1 истребительных авиационных полков, где имелось 389 истребителей, в том числе 170 МиГ-3, из них 27 в 34-ом ИАП.
ВОЙНА
Начало войны застало 34-й ИАП в летних лагерях Липицы – недалеко от Серпухова. Поступил приказ перебазироваться на аэродром Внуково: «24.06.41, МиГ-3, перелет Липицы – Внуково, 1 полет, 40 минут».
Таким образом, война для отца началась через два с половиной года после поступления в школу летчиков. Он имел за плечами полтора года службы в строевом истребительном авиационном полку, 695 полетов с общим налетом 147 часов, в том числе на МиГ-3 – 27 полетов и 13 часов. То есть, его общий налет был все еще значительно меньше, чем у выпускника немецкого летного училища. Однако качество подготовки пилота должен был показать начавшийся экзамен – война:
26.06.41, МиГ-3, вылет по тревоге, 1 полет, 30 минут, высота 6 тыс. метров.
Это первый боевой вылет. Затем практически ежедневные вылеты по тревоге, барражирование над Москвой. Каждый вылет длился около часа и, как правило, на большой по тем временам высоте: 5500 – 10 500 метров.
После первых налетов на Москву, начавшихся 22 июля 1941 г., командование решило выдвинуть часть истребительной авиации ПВО на запад, чтобы встречать бомбардировщики противника на дальних подступах к городу. В связи с этим одна из эскадрилий 34-го полка, в составе которой был отец, под командованием старшего лейтенанта А.Н. Шокуна перебазировалась в Ржев:
Майор Шокун
4.08.41, МиГ-3, перелет Внуково – Ржев, 1 полет, 55 минут.
Среди бумаг отца нашел листок, на котором его рукой записано: «Наша эскадрилья, базируясь на аэродроме Ржев, атаковала группы бомбардировщиков, идущих на Москву, и перехватывала разведчиков (в светлое время). Она первая начала выполнять задачи фронтовой авиации (прикрытие войск, сопровождение СБ и штурмовиков, разведка».
Через неделю, в течение которой шли ежедневные вылеты на патрулирование, первый вылет на перехват противника:
10.08.41, МиГ-3, перехват противника, 2 полета, 50 минут.
Еще через три дня – первый воздушный бой:
14.08.41, МиГ-3, патрулирование (зачеркнуто) воздушный бой, 3 полета, 2 часа 06 минут.
И в этот же день:
14.08.41, МиГ-3, перехват противника, 1 полет, 34 минуты.
Однажды на мой вопрос: «Помнишь ли свой первый воздушный бой?», отец рассказал: «Многое забылось, но первый бой помню в деталях. Я в тот день был в дежурном звене, в готовности № 1.
Справка: Дежурное звено назначалось в истребительных авиачастях противовоздушной обороны. Его летчики находились на аэродроме в постоянной боевой готовности вылететь на перехват противника. Один из летчиков – в готовности №1, то есть сидел в кабине самолета для вылета по первому сигналу с командного пункта (КП).
Ночи были уже прохладные, а я заступил на дежурство с рассветом, в одной гимнастерке. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь (так отец звал своего техника самолета):
– Командир, смотри!
Над аэродромом, на высоте 600 -800 м кружила пара «Мессершмиттов-109». Они не могли видеть мой самолет, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.
Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолета появился Шокун, который зло бросил:
– Ты что сидишь, не видишь?
– Так это не наши цели!
– Взлететь и отогнать. Это приказ!
Он развернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону КП, откуда сигнал на вылет дежурному летчику обычно давался ракетой. А тут командир, видимо, чтобы не демаскировать себя ракетой, сам прибежал на стоянку. Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости.
– Командир, если, что случится, я ему этого не прощу, под трибунал пойду, но рожу начищу!
– Спасибо, утешил. Давай к запуску.
Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Для этого надо было выкатиться из капонира, по рулежной дорожке вырулить на старт, а затем – разбег по прямой. После отрыва, пока нет высоты и скорости, я не мог маневрировать и какое-то время также должен лететь прямолинейно. Для немцев всего этого было более, чем достаточно, чтобы спокойно и гарантировано меня расстрелять.
