Простые самолеты бороздили.
И пассажиров ни в одной из стран
На реактивных в небе не возили.
И можем мы по пальцам сосчитать
Тех лучших летчиков – заслуженных пилотов,
Которым доверяли поднимать
Невиданные в мире самолеты.
Борис Бугаев, Шапкин, Барабаш,
Быстрицкий, Орловец, Девятое, Усанов и
Гарольд в том списке наш,
Один из них, отобранных когда-то.
Он делал рейсы в Прагу и Пекин,
Сажал свой лайнер в Дели и Рангуне,
Водил его в Джакарту и Берлин
И в октябре, и в мае, и в июне.
Обычный рейс.
Под крыльями – леса.
Вон ленты рек, вон горы проплывают,
И ослепительно сверкают облака,
Что снежные поля напоминают.
Все хорошо. Отличный самолет…
– Радист, как связь?
– Все, командир, в порядке.
– Земля, я – Сокол.
– Как идет полет?
– Все хорошо, готовимся к посадке.
А двигатели мощные ревут,
Сияет солнце в синеве небесной,
В салоне люди приземленья ждут,
По «Маяку» передаются песни.
Но вдруг внезапно прерван был полет,
Мгновенно тучи видимость закрыли,
И вздыбился огромный самолет,
Подброшенный неведомою силой.
Они попали в вихревой поток
На высоте двенадцать тысяч метров,
И самолет швыряло как листок
В закрученной спирали гневных ветров.
Гарольд хотел отжать машину вниз,
Он от себя штурвал жал до отказа,
А мимо клочья облаков неслись
И самолет не слушался приказа.
Не слушались послушные рули,
Все стрелки на приборах – в дикой пляске.
А перегрузки бешено росли
И самолет вибрировал от тряски.
Он перешел в отвесное пике,
Летел к земле почти по вертикали,
Как будто в горной бешеной реке
Его со свистом струи обтекали.
И скорости стремительно растут,
Звенит в ушах, с дыханьем стало трудно,
И нет уже последних тех минут,
Остались лишь последние секунды.
Но прежде, чем, – Прощайте, – нам сказать,
В тот краткий миг, последний и единый,
Успел Гарольд на землю передать
Все данные о гибели машины.
В магнитной записи она до нас дошла –
Трагедия последнего мгновенья,
И турбулентность понята была
Как грозное, опасное явленье.
И в ней причину гибели нашли.
Проверили все схемы, все расчеты.
И изменения в конструкцию внесли,
Чтоб стали безопасными полеты.
Нет, не горит Геройская звезда
На сердце у Гарольда Кузнецова.
Он за штурвал не сядет никогда
И лайнер в небо не поднимет снова.
Но в тех, что в небе Родины летят,
Гарольд незримо с летчиками рядом.
А на линейке траурной стоят
Притихнув пионерские отряды.
Сегодня в небе тысячи машин
На трассах скоростных Аэрофлота.
Они летят в Гавану и Берлин,
В Париж, Луанду, в Вашингтон, в Торонто.
И им любой доступен континент,
И нет надежней в мире самолетов.
А первый лайнер встал на постамент
Во Внуково, где старт был дан полетам.
И он стоит – прекрасный, как мечта.
Ту-104 – самый первый в мире,
Как символ взлета мысли и труда,
Которым мы планету удивили.