Август в Императориуме - [83]

— Кому вы мешаете, чтобы вас разгонять? Или дело в финансах? — осведомился деловитый Лактанций.

— Да нет, министр нас любит… пока, да и «Кукурямба» приносит некоторый доход от представлений… Это всё Освежильда Ибсен, Наложница его рассиятельства, воду мутит, мало ей, видите ли, одного крыла, она обеими жаждет его рассиятельство облапать…

— Жопка жабки, — негодующе произнёс Алаверды, сверкающий огромными роговыми очками с тремя стеклами: двумя обычными и третьим для теменного глаза, — выхухоль бухая!

— Слыхали? Это ж не кто-нибудь, а настоящий Алаверды, неподдельный остатний закумарец! Таких сейчас гнем с рыгнём не найдешь! — восхитился Шизаяц и констатировал. — Ты, пророк, как всегда, прав… А ведь она женщина, сиречь сосуд греха, но и белиссима прямоходящая! Что бы вот ей не подкопы аморальные делать, а чистосердечно восхищать направо и налево, презентовать, так сказать, народу честному свою исключительную фактуру!

— Смотри, Гектор, погубит тебя твое чистосердечное восхищение исключительными фактурами, — назидательно произнес Квазид, — ты ведь не Пончо, всё близко к сердцу принимаешь, пылкое искусство кормишь!

— Как негатив, так сразу Пончо… — недовольно проворчал пофигист.

— Любое искусство требует жертв, и пылкое не исключение! Торжественно объявляю, что в настоящий момент я восхищён одной легконого-волнуезадой особой по имени Кандида Кумец! Этот факт пробуждает во мне силушку несокрушимую, грандиозные и соблазнительные помыслы роятся перед моим умственным взором! Главное — это величие помысла, верно, Алавердунчик?

— Куй на ны, Кандидушка! Изламуть ченчики! — укоризненно-ласково, как уговаривают непослушных детей, покачал головой остатний закумарец.

— Ладно, ладно, пророк, уговорил… Дохлый номер, по-твоему?

— Одна выстебаба, — безнадёжно махнул рукой тот и стал разглядывать медленно подползающего к оконному откосу паучка.

— Тыртырится малость, — пояснил Шизаяц, — пытается укогерентить парнорукость-парноногость с восьмилапостью. Гений! Что с пауком-то делать будем?

— Децимаць его, — надувшись, буркнул Алаверды.

— Считаешь, надо отдецимацить? Ноль целых восемь десятых ноги… Старик, ты, как всегда, прав — но что я скажу его жене и детям, ты подумал? — Шизаяц, мотнув свободными восемью лапами, повернулся к гостям. — Алаверды полагает, что в паука вселился злой дух Псевдоподий Инфильтрат и ничем, кроме копья Афины, его не проймешь, вот и дуется! А я что-то мирно настроен и пытаюсь, как видите, его родственно увосьмилапить, да и человеческие паучата его любят… Ну нету у нас копья Афины, Алавердушка, нету…

— Может, подойдет снупьё Фафиввы? — остроглазый Пончо снял с крыши игрового домика ещё более игровую миниатюрную надувную будку с надписью «Снупьё Фафиввы».

Алаверды был потрясен, а Шизаяц как-то исхитрился всплеснуть всеми свободными лапами:

— Фан-тастика! Клянусь гыррмарртрраггским тигром! Ведь под носом всё лежало! Поразительно, как бесконтрольно разрастается творческий процесс, стоит расширить его жилплощадь! Ещё как подойдет: это же дети взгромоздили специально для Фафиввы — а ближайший-то Фафивва вот он, по откосу карабкается! Ну ладно, в этом безумном мире пусть хоть Снупьё и Фафивва найдут друг друга…

— А где водятся эти… гыррмарртраггские тигры? — явно переборов смущение, поинтересовался Диего Марраканиц, скромный светловосый паренек с тихим виноватым взглядом и голосом.

— Гыррмарртраггские тигры, о любознательный юноша, водятся ВЕЗДЕ, — с наставительной важностью отчеканил последнее слово Шизаяц, тем не менее одарив Диего благосклонной улыбкой.

— Абсолютно везде? — поощрённый мэтром, осмелел тот.

— Абсолютно. По всему Гыррмарртраггу.

— А велик ли сам Гыррмарртрагг? — Пончо просто обязан был влезть в любой разговор.

— О-о! — Шизаяц переглянулся с Алаверды, и оба согласно закивали головами и развели руки. — Больше, чем вы можете себе представить!

— А насколько больше? — не унимался уже вдохновлённый Диего. Однако поймавших кураж поэтобатов-материц сбить с толку было невозможно. «Хо-хо!» — вскричал Хануман, а Шизаяц перевел:

— Настолько, что наискоростнейшая гыррмарртрраггская птицеящерка, а именно кракавип, будет облетать его 29 лет 13 месяцев и 41 день — и не сможет, не облетит, аки древо осенью!

— А ежели вышеупомянутый кракавип потратит на облет 29 лет 13 месяцев и 42 дня, а? — не сдавался настырный Пончо.

Лица Шизайца и Алаверды выразили неописуемую нежность, что недвусмысленно означало: спрашивающий самым смешным образом сел в лужу, сунул голову в «мышеловку обыденного рассудка», схлопотал по сусалам, прищемил себе дверью детородные органы — и жалко, и уморительно.

— Кракавипы… — Шизаяц, ладонью помогая себе сдерживать смех, сделал драматическую паузу (в продолжение которой сорок два раза ударилась в стекло дуромуха и четырнадцать — проворковал влюблённый голубь), — кракавипы столько не живут!

И затем всё-таки прыснул в ладони.

Наконец они прошли в солнечно-большеокную детскую гостиную, где, не переставая, орали и стучали клювами в маленькие грязные зеркальца волнистые попугайчики, суетились белые красноглазые крыски и ползали здоровенные черепахи, уселись на предательски скрипнувшие, но выдержавшие (министр заказал мебель с запасом прочности) детские стульчики за большой круглый голубенький детский столик и стали, попивая розовое и зелёное «Детское шампанское», обсуждать супердетский проект. Обсуждение, в сущности, заключалось в том, что, одержимые навязчивой идеей окончательно и бесповоротно впасть детству в пасть, поэтобаты на базе детсада собирались так наслаивать шипучие жизнетворческие словобургеры друг на друга, чтобы между ними не оставалось зазоров, — и жаждали непрерывного восхищения в адрес могучего детского тоталитаризма. При этом роль неиссякаемого источника смыслов отводилась детям, роль провидца-морфолога и форматора-скоросшивателя новой реальности — Алаверды (именуемому в данном аспекте Хануманом за резвость перепрыгов между замирными вербами); себе же Шизаяц отводил скромную роль летописца и комментатора, а по совместительству ещё теоретика и державного посредника между Нечаянной Поэтобатией и Омиром. Главное для поэтобатов, как провозгласил теоретик, — это