Август в Императориуме - [80]

— Это где фото с рыбаком и рыбкой, за которую награждает лично Наместник?

— Конечно. А заголовок помнишь?

— Ещё бы! «Счастье совсем рядом», и рубрика тоже хороша — «Наша жизнь». Как будто каждый день бедные старики ловят таких чудных маленьких эйфориусов!

— Вот именно. И фото, и подпись, и рубрика — элементы укрупнённой до символа метафоры. Ведь проще убедить людей, что им необходима, например, стабильность — ведь и для Ордена это главное! — при этом выдавая за неё просто отсутствие голода и крайней нужды, чем заниматься долгими и трудными реформами… Или вводить новые налоги, объясняя это сегодня увеличением рыночных цен на зерно или топливо, а завтра — их «беспрецедентным падением». Манипуляторы!

Некоторое время шли молча. Стоял чудесный день, и хотелось думать и говорить совсем о другом…

— В одном фильме герой-адвокат требовал «общественного контроля над манипуляторами»… Так прямо и говорил, да ещё яростно кулаком по столу стучал… — вспомнил Пончо.

— Я видел только кадры древней хроники, где по столу яростно стучали ботинком, — усмехнулся барон. — Но ты прав! Судя хотя бы по фильмам, прачелы пытались развести понятия «общество» и «государство», но второе не смогло убедительно управлять, а первое оказалось неспособным контролировать второе — это мы знаем точно… Орден, Пончо, — это внешний контроль над всеми манипуляторами, раз внутренний не сработал.

— А кто будет контролировать Орден, если… Впрочем, ладно, контролируйте сами себя, раз такие честные и ответственные. Вы и в ошибках своих признаетесь?

— Стараемся, хотя это нелегко. Да, не спорю, образ Ордена намеренно героизирован — для этого и существуют ГХСМ! — но мы дорого платим за это, и, честно говоря, я до сих пор нахожу свою… профессию на самом деле героической…

— Не буду спорить, господин барон, вы действительно из несколько иного теста, чем мы, несчастные грешники… — и Пончо ловко, как гимнаст, перекувыркнулся пару раз на ходу, чем вызвал заинтересованный взгляд показавшейся из двери ближайшей лавки приятной молочницы.

— Лицемер и позёр!

— Просто радуюсь жизни, мечехвост… Так что ты там загибал насчет сходства карт и политики?

— Не самих карт, Пончо. Шулер и политик играют не картами и словами — они играют чужими глазами и мозгами, они чистые манипуляторы. И ещё заметь: сходство шулера и политика родовое — сознаться в передёргивании для них совершенно самоубийственно! Неуспех манипуляции означает прозрение манипулируемых и неминуемую расплату, поэтому шулеру и политику нельзя останавливаться в передёргивании!

— Хм, знавал я одного шулера, так у него была чудненькая сестрёнка…

Рамон понял, что мысли пофигиста уже где-то очень далеко, и замолчал.

Всю неделю барон наносил продолжительные визиты Не Весте — со вполне предсказуемым результатом и ко взаимному удовольствию. Под занавес, в субботу, они даже выбрались в «Тридакну», где как раз в этот вечер неистовствовал виллидиксоновский джаз-банд.

И Орден, и омирская знать были в курсе, каких высот достигла музыкальная культура прачелов, но, кроме одиночек-крэйзимьюзеров, это никого не интересовало, попросту не было модно: для развлечения вполне хватало фолк-прибамбасеров, гусляров, свистунов-свирелистов, дурэпперов, джаблюзеров, рокапопсов, просто лабухов и т. п. — словом, той музыки и музычки, что легко может идти нарасхват, как горячие пирожки. К тому же во всех гедонихоллах (естественно, курируемых властью) стояли аудиосистемы и видеопроекторы, снабжаемые прачеловским шлягерно-клиповым материалом от самого Наместника, и часто этот материал становился объектом для подражания.

Не Веста, в элегантном облегающем открытом платье бирюзового цвета с искрящейся серо-розовой полосой впереди, и Рамон, при смокинге и галстуке-бабочке, сидели за уютным столиком в той части «Тридакны», где смыкались её изящно закрученные створки — это было идеальное место для доверительных бесед. Меню, как обычно, поражало воображение — кальмары, фаршированные ветчиной и креветками, изюмом и курагой, форель, запечённая с изюмом и гранатом, в соусе из красной икры, мясо по… (глаза разбегались от изыска ингредиентов), соте, жульены, кокоты, лазаньи в десятках вариантов и т. п. черепахо-семго-крабо-миного-сыро-грибо-соусное изобилие, от которого у Рамона сразу закружилась голова — а ещё и метрдотель произносил пышно-диковинные названия ванильно-корично-сливочно-глазурных произведений кондитерского искусства и отборных вин, словно имена бесконечных, но равно волнующих возлюбленных. Выбор был, конечно, предоставлен посмеивающейся искушённой Не Весте… Они ели, пили, болтали, танцевали, не приближаясь, впрочем, к бассейну, куда под взрывы визга периодически рушились парочки и целые компании; некоторые особенно горячие головы подплывали к островку оркестра, чтобы от души подудеть и постучать вместе с джаблюзерами, но островок предусмотрительно был оформлен под раковину с полированными круглыми откосами, и под общий хохот бедолаги уморительно съезжали и плюхались в воду, откуда их — при необходимости, конечно — бдительный персонал подтягивал специальными красными баграми на мелководье…