Август в Императориуме - [69]

— Фотоэлемент! — гордо произнес Пончо. — А дети, глянь, ваще шизеют! Туда-сюда, туда-сюда! Совсем как ты вчера утром метался — туда-сюда, туда-сюда! Соображал через раз!

— Погоди… ты что — заходил?

— А то! Хотел на Ух ты! зазвать, но как узнал, что тебя стражники доставили в виде мычащего тела, сразу решил: неспроста! Мечехвост без повода так не надирается! Не волнуйся, пытать не буду, интим блюду!

— Идиот… Постой, постой — ты меня в парк аттракционов звал или нет?

— Ага. Ну то есть нет, конечно! Ты уже протрезвел, но мозги конкретно припорошило!

— Поминал сраженья и любовниц, видел то пищали, то мантильи? — попытался отшутиться Рамон.

— Если бы! Нёс какую-то чушь о мече, играющем закатом, о нитке, привязанной к ноге, о том, как безумно красивы сверху поляны ловчих тюльпанов в брачный сезон!

— Поля, Пончо, не поляны, поля… Да, безумно красивы, пока… То есть ты меня никуда не звал, точно?

— Ну да!

— И не гундел: «Мне бы твою подготовочку, друг Рамоша…»?

— Нет. Ну то есть я всегда в смысле возможности баб кадрить тебе завидую, но конкретно вчера утром — нет, не гундел! Да не ломай себе башку, подумаешь, нажрался и временно шарики за ролики заехали! Кстати, рад видеть тебя в добром здравии и однозначном уме! Слушай, это не тебе машут? Точно тебе! И я его знаю!

Барон Ю Эс Би 61 Пси 7–2, заслуженный Ловец Душ, ветеран Патруля и тихий алкоголик, уже подходил своей вяловато-развинченной походкой — плечи опущены, руки безвольно болтаются (но Рамон знал, какими быстрыми и цепкими они бывают) — как всегда, попросту, в ношеных джинсах и футболке, с нечёсанной седоватой гривой и золотой цепью на шее: ни дать ни взять видавший виды ханыга. Пожимая ему руку, Рамон отметил и легкое её дрожание, и глубже обозначившиеся морщины, и красные жилки в выцветших глазах: то ли не спал, то ли пил больше обычного… Два Дальних Полета, однако!

— Не гадай, сам расскажу, — усмехнулся в полуседые усы Ю Эс Би. — Четырнадцать рейдов за три недели! Двадцать два лягушонка в сетке, и семь удрало!

— Семь? Так много? — удивился Рамон и покосился на навострившего уши Пончо.

— Не дергайся, это всё равно не скроешь, тем более от таких, как твой дружок-пофигист… Хуже другое! Пончо — сможешь хотя бы недельку не трещать на каждом углу о том, что я сейчас выложу? Не подставлять нас?

— Обижаете, господин! Если речь идёт о вашей безопасности, я буду нем как рыба, — посерьёзнел Пончо и тихо добавил. — Мне на самом деле важнее знать самому, чем трындеть…

— Будьте спокойны, соратник, в деле он надёжен, — подтвердил Рамон и, сощурившись, улыбнулся ярко пылавшему между громоздящихся облачных расселин солнцу, — хотя во вторую часть фразы я вряд ли поверю… И, простите меня, барон, — как бы спохватившись, он испытующе взглянул на Ю Эс Би и продолжил официальным тоном, — Вы абсолютно уверены, что Ваша информация подлежит разглашению при постороннем?

— Вот всегда он так! — пожаловался Пончо. — Как будто знает меня первый день! И как будто кто-то сомневается в его лояльности!

— А, наплевать на всё, — неожиданно махнул рукой ветеран. — Достала меня эта мнимая секретность! Дальше Переднего Края не пошлют — а я и так туда собираюсь!

Это прозвучало уже как угроза неведомо кому, и Рамон нахмурился:

— Рановато, соратник, Вы программируете себя на Последний Бой…

— А ты полови душ с моё, да ещё с этой стервой пообщайся подольше — куда угодно отсюда запросишься!

«Эта стерва» явно относилось к префекту столичных Ловцов Душ, Маркизе Авроре Гийотэн, известной среди орденцев и своей красотой, и своими похождениями, и своей безжалостностью. Рамон видел её всего пару раз, но слышал о ней немало…

— Ну и попросись — ведь ты уже здесь трижды три года, имеешь полное право! Или что-то держит?

— Да что произошло, в конце концов? — не выдержал Пончо.

— Хм… По протоколу, тактический недочет, мать его! …Неделю назад… — Ю Эс Би замолк, опустил голову, потом, явно сделав над собой усилие, вынул из заднего кармана сигареты, зажигалку, чиркнул, нервно затянулся и продолжил, не глядя никому в глаза. — Неделю назад окружили мы один дом в пригороде… Отец семейства — свободный легист, контора рядом с Управой, мать домохозяйка… Черт, я знал эту семью, даже в гостях у них бывал! — он в сердцах бросил сигарету и растоптал ее.

— Знали? В прошедшем времени? — тихо спросил Пончо. Ловец Душ кивнул.

— Вся фишка в том, что у них есть… были трое близняшек! Они любили играть в саду — прекрасный сад… был, с беседкой, бугенвилией, жасмином, кустами роз! Я нередко видел их там, когда заходил… по легенде, коммивояжер, регулярно оформляющий важные сделки и ставший кем-то вроде старинного знакомого! — видел всех троих: Иллариона, Евлампия, Емилиана… Я слышал, когда мать звала кого-нибудь из них — понимаете, каждого она окликала «Ланя!», только с разной интонацией, и отзывался только один, именно тот, к которому обращались! Они были добрые и ласковые дети, светлые, как летнее утро… — Ловец Душ отвернулся, но дрогнувший голос выдал его.

Рамон и Пончо молча стояли в ожидании — а над замноголюдевшим ближе к вечеру проспектом, где уже на ходу целовались парочки и шла, качаясь, с разваливающейся на куски песней подгулявшая компания, задевая возмущенных чиновников и буржуа, над высунутыми языками ручных животных от болонки до ягуара, над быстрыми бесшумными пролетками, медленными роскошными каретами и редкими авто сановников, над приседающим Сан-Гигой и огнисто-завлекательным бегом «Ч.У.И!», над зеркально-мрачной Фатой Моргана и знойно зеленеющими купами Форума и Павлиньего Парка, над зазывно распахнутой книгобашней, над шипящей водопадной вывеской «Пены дней» и прохладно-серебристо-чёрной сквозь громадные стекла глубиной меховых галерей «Каракаллы», над перемигивающимися неоновыми девицами «Каламиты Счастливой» и ажурно-громоздящейся вдали на валун-коралл, непостижимой, как наискось врезавшаяся в землю из космической бездны исполинская спираль звездолета, сказкой Дворца-Мавзолея, — уже разбегалось во все стороны так и не выдрессированное взмахами солнечного хлыста кудлатое тучное небо; уже, посуровев и сжимая все ещё брызгающий золотом хлыст, дрессировщик отступал от глухо ворочающейся по углам горизонта, утробно порыкивающей скрытой ярости под кипящие тёмной замогильной синевой своды… Какая-то не по размеру бойкая собачина, видимо, спущенная с поводка погулять, налетела с задорным лаем на застывшую троицу — но остановилась как вкопанная, а через пару секунд потрусила дальше по плитам, оглядываясь и с ворчанием скаля клыки.