Август в Императориуме - [67]

— Тише, тише, барон…

Глава 15. Rapid eye movement

«Когда омнибусы омнибутся…»

Когда омнибусы омнибутся,

На всем скаку присев от радости,

Чтоб, громоздя горой объятия,

Сочиться маслом и вином –

Мы вздрогнем в судорожной мнимости!

…Испачкай лапы и полакомись

Всем, чем закончились занятия

Смешенья яви с полусном.

Когда омнибусы омнибутся

И, плача, сонные, разлезутся

По швам, по тютелькам, что в тютельку

Сквозит конец всему венец –

Мяучит жалобно и лижется,

И домик ищет в старой митенке,

И добросовестно растерзанный

Великовозрастный птенец.

Как жить, когда не пересчитаны,

Но вновь бессмысленно прочитаны

Трамваи, совы, лица, жалюзи,

Инфинитив и клавесин,

Когда не в грусть, а в хруст пропитаны

Воды ломаемые аверсы,

Когда везут по грязи намерзы

Изморождённые такси!

Но это что! Игрушка гения,

Разгадочка тоски невышитой!

Попробуй-ка, шурша над крышею

До глаз заросшим плавничком -

В конце глухого переулочка

Стоит разрушенная яблоня

И дом никем не заколоченный,

Усыпанный гнилым дичком.

И прячется невидной мошкою,

Вильнувшею за травы кошкою

На ветках крика и страдания,

На перекошенном, как брус,

Лице с болотами-морошками –

Дорожка с солнечными дрожками…

И застегнувшая молчание

Уже застыла на крыльце.

Как, это всё? Нет, просто всячина.

Кривь, мелочёвка, растерячина,

Раздра, разрушена, растрачена,

Не шелестнёт — перелистнёт…

В конце глухого переулочка

Стоит разрушенная яблоня,

И только небо в обомнибусах

Ей напоследок свиристнёт.

Глава 16. Я, убивший тебя подмоздоком

— Тише, тише, барон, не надо привлекать к себе внимание…

Легкое прикосновение к локтю вернуло его на землю. Не Веста, почему-то даже не удивился Рамон и, не глядя на неё, с трудом выговорил:

— Я…

— Вы закрыли глаза и, пока я шла к вам, стали шептать всё громче и громче, и очень интересные вещи… Но не волнуйтесь, народ возбужден дискуссией (еще одним ловким прикосновением она увлекла его от гомонившей толпы в лиственную тень) и не успел обратить на вас… на нас внимание…

— Вы…

— Думаете, можно разглядывать женщину так, чтобы она этого не замечала? И надеяться, что она при этом не заинтересуется Вами — единственным любопытствующим орденцем здесь, и к тому же совсем не уродом?

— Ну да, Вы же… — начал было Рамон, тут же спохватился, однако Не Веста уже рассмеялась:

— Знаю об орденцах не понаслышке? Конечно, знаю. Успокойтесь, барон, Вы своей застенчивой неуклюжестью меня не обидите — даже мой престарелый банкир не обманывается насчет моей верности, и правильно делает! Плюс его частые длительные отлучки по делам… — глаза её смеялись, и Рамон, наконец, догадался улыбнуться в ответ.

Не Весте на вид было слегка за 30, и держалась она с непринуждённой грацией женщины-девочки — несколько постаревшей, но не утратившей (в меру возраста, иначе это выглядело бы пошло или комично) быстроглазой живости чувств и характера, не отягощённой детьми и хозяйством, не отяжелевшей явно во всех тех местах, где обычно и происходит накопление прожитых лет и съеденных кусков жизненного пирога — словом, не обабившейся. Напротив, легкий флёр возраста и опытности придавал ей, этой стройной невысокой блондинке с чуть мелковатыми чертами и ровным неярким загаром, тайное очарование, свойственное, как принято сравнивать, ясному дню бабьего лета — не печёт, но пригревает, не захватывает ошеломляющей яркостью и гомоном, но располагает изяществом очертаний и красок, и особенно хороши бывают странствующие и замирающие в прозрачнейшем воздухе лимонно-кремовые и карминово-алые сухолиственные парусники: опустившись на асфальтовое дно, каждый из них на щурящемся предосеннем солнце удерживает подле себя, точно вымуштрованного сторожевого пса, чёткую плотную тень — чтобы в полнолуние, когда из подземных серозамков призрачным поездом начнет прибывать ветролиственный шабаш, тени обрели копыта и в судорожном черногривом храпе повлекли-поволокли парусники-колесницы на шелестящих змеях в неизмеримую тьму, к последним чертогам… Короче говоря, Не Веста вблизи Рамону понравилась даже больше — и это не укрылось от её внимательного взгляда.

— Знаете что, барон? Я застигла Вас врасплох — а хотелось бы пообщаться в более располагающей обстановке… на равных. И у меня и у Вас явно есть вопросы к этой жизни — иначе мы здесь бы не встретились! Мой патрон завтра уезжает в Далилу, затем в Виллалобос, неделю, а то и две его не будет, я предоставлена самой себе — не хотите ли продолжить знакомство и нанести мне визит? Не сочтите это за наглость — просто мало с кем удается всерьёз хотя бы поговорить, — взгляд и тон её голоса словно подёрнулись одновременной дымкой какой-то давней печали…

— С удовольствием, моя госпожа, — сообразив, что пора брать инициативу на себя, Рамон употребил формулу галантного поклонения, и слегка поклонился на самом деле, оценив смелость собеседницы (всё-таки статус Официальной Наложницы в обществе расценивается неоднозначно…). Никаких угрызений совести по поводу вероятного наставления рогов банкиру он не испытывал, и вообще открывшаяся перспектива увлекала… — Когда и где Вы окажете мне честь снова лицезреть Вас?

Фраза прозвучала столь напыщенно, что улыбнулись оба. Не Веста извлечённой откуда-то авторучкой черкнула что-то на столь же неуловимо появившейся визитке, вручила её Рамону и, положив свою маленькую изящную ладонь на его, просто сказала: