Август в Императориуме - [65]

? Разве можно, ритмично заходилась она, не замечать необоримо-навязчивую силу, с которой милое дитя истово лелеет или, напротив, садистски увечит свою любимую тряцацку, воплощая таким способом противоречивое двуединство импульсов подсознания и мучительную неопределённость любимой тряцацки в отношении к его, дитяти, ещё не пробуждённому, не проснувшемуся для себя телу?! Разве мыслимо, почти стонала Мнемозина, всё увеличивая амплитуду волнообразных ударокачаний и учащая пульсирующую, как дроболилка бумтрансеров или цветомузыка Вицлипуцли, смуглоруконогую дрожь, — разве мысли-мыслимо пройти мимо той предощутимо-завораживающей исступлённости и одновременно каллиграфически отточенной сладко-нежной исповедальности, с которой повзрослевшему дитяте во многочасовом наединке с любимой большой тряцацкой вполне обоеполо, а ежели и не обоеполо, то что с того, чем это портит многочасовой наединок?!

Нет, немысли-мыслимо, почти стонали в ответ близсидящие, без сомнения обоеполо, ничем не портит — но и по вдальсидящим, на себе ощущал Рамон, уже пробегали, как всполохи по вздыбленно-грозовой шерсти накалённых изнутри туч, узоры всепонимающего электрического безумия… Дело пахло керосином — однако опытный Эксысайз Байк не сплошал: раздался резкий раздраженный звон председательствующего колокольчика, и чаровница тут же в мгновенно-обессиленной покорности рухнула бы на помост, если бы её не подхватили сильные руки Нипадецки. Пару секунд спустя раздались громкие аплодисменты, под которые Нипадецки бережно понес бесчувственную Мнемозину куда-то в кусты, невозмутимый Тинто О присоединился к сидящим, а на сцену уже поднимались следующие ораторы, к которым привлек внимание сам Эксысайз Байк, отметив, что разделяет их взгляды (Рамон, однако, не уловил, в каком смысле «разделяет»).

Снабженные столь авторитетной поддержкой, ничем не примечательные внешне молодые прошляки-очкарики Игрек Мотовилы и Степан Чурка, как истинные ученые, заручились ещё и авторитетом мудрейшины, отметив, что их Теория Трех Факторов, синтезирующая подходы концептонов и индуктов, прямо восходит к гениальному прозрению Сенсуса — волнующему эпизоду с Яйцом Тримурти в мундиристанской эпопее, и они просто постарались придать этому бриллианту дополнительную огранку. Сопровождаемые благосклонным киванием мудрейшины, скромные очкарики смело развернули перед аудиторией поразительную картину триадичности бытия, начав, естественно, с данных Сенсуса: ведь Яйцо Тримурти не что иное, как артефакт, воплощающий троеликую сущность изначального Нерукотворного Космического Яйца (отсюда и светоносная чудодейственная сила бриллианта), провоцирующую неизбывную трихотомичность (в данном случае — трагический властно-любовный треугольник Каган — Когезий — Дисперсий), например троеликость известного культа покровительницы охоты, рыболовства, дорог и колдовства Гекаты-Дианы-Селены. Путем анализа множества данных и составления сложных триадических цепочек очкарики пришли к выводу, что в конечном счете Мундиристан погубило столь очевидное и ныне расслоение: последняя столица Мундиристана, Белокаменная Беверли-Хиллз (предположительно занимавшая площадь от нынешнего Мохенджо-Даро, где нашли статую Когезия, до нынешней Браганцы — аудитория дружно охнула, поражённая такой масштабностью) сконцентрировала слишком много привилегий. Важнейшими из них и были Три Фактора: беверляне открыли секрет долголетия, но доступен он был только избранным; беверляне открыли секрет пластификации человеческого тела, что обеспечивало опять-таки избранным пожизненную красоту со сменными лицевыми модулями (тут вздохнули не только немногочисленные женщины-слушательницы, но и многие мужчины); наконец, эти долголеты и пластификаторы открыли источники невероятной силы, которыми не смогли толком распорядиться… Такими преимуществами, подчеркнули очкарики, нельзя располагать вечно и безнаказанно — слишком велик соблазн, и не столь уж важно, по какому именно сценарию произошел Апокалипсис, раз он всё равно был неизбежен.

Аудитория зашумела, посыпались вопросы, реплики, блиц-версии… Симпатичная блондиночка Не Веста, официальная Вторая Наложница крупного банкира-чиновника, мечтающая, как все знали, после неизбежной отставки заняться прошлячеством на накопленные сбережения, с грустноватой улыбкой предположила, что беверляне разгневали именно Селену как саму душу мировой триады — и, проявив недюжинную осведомленность, вспомнила противоречивые нынчеловские мифы о Селене-Яйце и селенитах (то ли пришедших заселить Землю, то ли сбежавших с неё от Апокалипсиса, то ли принесших разум на планету, то ли лишивших её разума), а главное — на негласный культ Луны у многих орденцев, хотя по роду занятий (и по привычному пейзажу Танатодрома, заметил про себя Рамон) им больше подошел бы Марс… Такая осведомлённость вызвала легкое сдержанное веселье насчет наличия у банкира-чиновника ветвистых рогов с орденской эмблемой, однако Не Веста, процитировав неизвестного древнего автора: «Наука позволяет нам внимательно вcматриватьcя в трещины коcмичеcкого яйца, cквозь которые видны новые горизонты в беcконечноcти», — только снова печально-снисходительно улыбнулась, что Рамону очень понравилось, как и скромность её наряда…