Август в Императориуме - [63]

Некоторые — видимо, новенькие — раскрыли в изумлении рты, но большинство тягостно вздохнуло: старик или его негодные служанки опять перепутали укрепляющее с возносящим, и теперь Сенсуса, оседлавшего своего любимого мундиристанского конька (он и был автором этой почтенной теории) попросту несло, однако из почтения придется выслушать до конца — или до полной отключки теоретика. Но тот и не думал отключаться, а возносился всё выше и дальше, рисовал всё более замысловатую придворно-телолепскую интригу с участием юного и коварного Дисперсия, завистливого брата визиря, так что в конкурс ваятелей пришлось уже вмешаться Чёрным Полковникам (на то он и Мундиристан — во всех наррациях Сенсуса армия рано или поздно наводила должный или не совсем должный порядок); звенели мечи, гремели орудия, скрещивались молотки и зубила, лились яростная кровь и расплавленная бронза — и только чёрный человек продолжал все так же задумчиво блестеть мускулатурой, подпирая кулаком тяжёлую голову в что-то шепчущей лиственной светотени…

— И только когда ничего не ведающий изумлённый Когезий рухнул как подкошенный, сражённый из-за кулис братской рукой, но предательским дротиком злокозненного Дисперсия — только тогда опомнился Урарумский Каган и огляделся в ужасе: половина Биробиджана-На-Плотах была затоплена, другая половина горела; отрубленные головы проигравших конкурс телолепов скалились на пиках дворцовой ограды; вырвавшиеся из стойл обожжённые боевые гиппопотамы со страшным рёвом давили и перекусывали всех подряд; народ, решивший, что настал конец света, безумствовал, разносил винные склады и предавался промискуитету; и только верные Чёрные Полковники, усталые и с ног до головы покрытые кровью и пеплом, ещё теснее сомкнув ряды, прикрывали Кагана выщербленными щитами…

Старец на миг прикрыл глаза — ну всё, вроде бы отключился — но нет, приоткрыл один, обвёл всех язвительным взглядом (не дождётесь, мол) — и вдруг, гордо вздёрнув подбородок, выдал эффектную концовку, показав, что вся история была лишь вступлением:

— И тогда опомнившийся Великий Урарум-Каган Биробиджанский простер свою державную руку с единственным перстнем, носившим гордое имя Светоч-Разума-Во-Тьме, ибо вделан в него был магический бриллиант Яйцо Тримурти в 200 карат! И грянули из него лучи неизреченные, и опустили руки сражающиеся, и тихо поникли уже пронзённые, и захлебнулись ненасытные, и даже боевые гиппопотамы извелись в ожидании… И тогда над прахом своего фаворита изронил Каган золотое слово, со слезами смешанное: «Ты неси меня, Коцит-река, обернись студёною Каялой! Омочу я шелковый рукав, кровь остановлю из раны алой, чтоб забыл, как смерть была близка, ненаглядный мой визирь удалый! Пятясь раком, слезы лей, Коцит, прилелей ко мне мою ты ладу, оберни зегзицей антрацит, к Нижнему не рвися Термогаду! Ах, угас могучий мой амант — повелеть осталось телолепам: блеску мышц, неистовству ума должен стать Когезий вечным склепом! Жизнь скучна, когда боренья нет — пусть смутит гармонию планет!»

Сенсус обвел поражённых слушателей торжествующим взглядом уже не выцветших, а горящих глаз и тихо отчеканил:

— Предельным напряжением тела и духа испытующе смотрит Когезий в мир, лишённый согласия, и в лик смерти; безбрежное царство Нижнего Термогада распахивается перед его мысленным взором…

Никто из прошляков не отважился оспаривать столь авторитетную версию, и только глухой к метафизике Борзолинта, почёсывая ляжку, в искреннем изумлении вякнул:

— А может, у него просто запор?

Раздались возмущенные голоса, поднялись руки с посохами и жезлами, и посрамлённый госконучинец, вобрав голову в плечи, предпочёл испариться подобру-поздорову. Однако яд сомнений всё же успел посеять — несколько уважаемых психопрошляков, а именно Бийонд Лакуна, Индра Интерпол и братья Эмбраяж и Дебраяж зашушукались вполголоса о возможности скрытой манифестации комплекса публичной дефекации («во сне не можешь встать с толчка, потому что стены стали прозрачными и исчезли, и ты на людной площади»), а потом, увлёкшись, о сумеречной зоне между разновозрастными «я». Рамона тоже заинтересовало, на чём сидит Когезий, и он применил Мантру Свободного Потока… «Поруби креслице-то, — почему-то старушечьим голосом зашушукал в голове воровато оглядывающийся и похожий на цыганку Бонапарц, — поруби, поруби, счастье будет… Поруби сук, чего сидишь!»

Наконец Эксысайз Байк звоном колокольчика возвестил, что пора вернуться к повестке дня: Большое Жюри Архипрошляков отобрало несколько наиболее многообещающих докладов для итогового обсуждения. Докладчики один за другим поднимались на возвышение и кратко обрисовывали основные положения своих теорий, потом высказывались все желающие. У Рамона быстро пошла кругом голова от изысканного разнообразия услышанного: какие неожиданные ходы мысли! какие поразительные детали! какие глубокие сентенции и меткие обобщения!

Видный прошляк Штил Ролломатик, представитель так называемых концептонов, высокий темнокожий атлет, носивший на шее поверх тоги массивную цепь от бензопилы, призвал собравшихся уделить пристальное внимание интереснейшему факту: едва ли не в любом источнике сведений из прошлого есть явное или неявное разделение на агенсов и контрагенсов, противостояние которых нередко определяет сам сюжет древнего нарратива. Учитывая склонность прачелов к вымыслу, логично предположить, что именно эта, часто скрываемая за пируэтами фантазии контрадикторность и являлась средоточием их истории. Смелая новация Ролломатика заключалась в том, чтобы временно пренебречь запутанными и вольно интерпретируемыми частностями ради решения основного вопроса прачелогии: кто кого? Иными словами, существовало два, и только два великих народа — по версии Ролломатика, плежеруанцы и трежерийцы, и особенно важно, как подчеркнул прошляк, убедительно поигрывая блестящими навазелиненными мышцами, что эта основополагающая дихотомия оставляет множество вариантов содержательного наполнения — например, чёрные и белые, кочевники и оседлые, чистые и грязные, кофеманы и табакофилы… В качестве примера творческого развития идеи Стил привел теорию