Август в Императориуме - [31]
Непонятная ситуация требовала действий, и Рамон, как всегда в таких случаях, прибег к высшей инстанции: выволок из сумки спертую в ЗДП антологию — довольно толстый томик с совершенно выцветшим переплетом — и осторожно раскрыл наугад гладкие желтые страницы.
Удачно открыл, однако… Ведь ничего нет загадочней прошлого, потому что, вызванное, оно саднит память и душу непреходящим отсутствием, утонувшими фигурами кажимостей, возможностей и решимостей, которым уже не суждено пересечь черту реального бытия. Рано или поздно вспоминалец начинает плести из этих фигур песню судьбы, узор самооправдания или хотя бы самопонимания…
Впрочем, к чему всё это? Рамон, как истинный сын Омира, отлично знал: где-то сразу за недавними воспоминаниями, ещё хранящими задушевные интонации дружеской беседы и раскатистый хохот пирушки, запах жареной дичи и старинной книги, азарт битвы и тепло женского тела, — начинается жуткий провал, океанская пропасть, в которую сломя голову падает прибрежный шельф; вот тут ещё цветут кораллы, суетятся празднично разряженные рыбешки и купальщики, сквозят рыбачьи сети, ныряют ловцы жемчуга — а в сотне метров дышит холодом и мраком древняя бездонная могила… Вот он, например, — каким могло быть его прошлое, если бы не дар, приведший к неизбежному изъятию из семьи Ловцами Душ[27]? А когда он получил право навестить родителей — через 6 лет обучения и 4 года службы, после Дальнего Полета! — навещать оказалось некого…
Наверное, незачем искать несуществующие пути. В конце концов, как гласит изречение, которое орденцы так любят гравировать на своих перстнях, мечах, высекать на крепостном камне, — «ОДНАЖДЫ РАЗОБЬЁТСЯ КАЖДЫЙ». А раз будущее предопределено, к чему ворошить прошлое? Достойнее честно заблудиться, ведь у прошлого нет даже разделения на своё и чужое и памяти нужно учиться искусству равнодушно-незабывающего забвения. Как, например, учился (Рамон одобрительно покачал головой), вспоминая рано умершую одноклассницу, этот безымянный древнерунский словопрыга — не слишком даровитый, однако честно заблуждавшийся…
«Пожалуй, слишком пространно и велеречиво, но… в целом верно и, несмотря на возвышенную горечь, а может, и благодаря ей, успокоительно», — решил Рамон и уже с просвещённой улыбкой стал разглядывать беспричинно-веселые искорки мелкой целеустремлённой волны, плетущей непрерывно расплетаемую прибрежной галькой сверкающую влажную сеть. Поймать бы краба, а лучше двух и поглядеть, как они разойдутся друг с другом в узком коридорчике из камней — а то построить замок из мокрого тяжелого песка, укрепить стены плоской галькой и на спор… Стоп, это уж слишком. По крайней мере, поплавать вволю ему никто не помешает, только за амуницией надо одним глазком приглядывать…
— Мочи Зигу! — вдруг резко приблизился[28] звонкий мальчишечий вопль. — Мочи сраного Зигу! Ура-а! Ху-ху!
Разом заверещали, перекрикивая друг друга, исполненные охотничьего пыла детские голоса, и на пляж даже не выбежал, а почти выкатился, задыхаясь, тощий пацан лет двенадцати, ударился коленкой о камень, беззвучно заплакал, захромал — но загонщики (не заметившие Рамона, сидящего за куском бетонной стены) уже высыпали стайкой и накинулись, швырками ног забрасывая его песком, подталкивая и подпинывая, причем орали не переставая. Среди них были и две девочки.
— Ребя, гля, Зига плачет! Зига обосрался, Зига хочет к мамочке! — Врежь ему, Таба! Не мог игру доиграть, да, устал? Мамочка позвала? — Ща вот в лоб тебе двинем и отпустим, да, пацаны? — Щелбанов, щелбанов ему с оттягом — штук сто! — И пинков столько же! — Казила, а давай его в песок закопаем! (это тоненько пищит девчонка-сопля). — Гля, ребя, он сопли жует! Зига, урод — ты правильный пацан или кто?!
Резкий свист оборвал их вопли, заставил обернуться и тут же врассыпную задать стрекача — слишком уж грозен был вид молча надвигавшегося орденца. Даже несчастный Зига, явно потерявший способность двигаться, порывался куда-нибудь уползти.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Роуз, Азра, Саманта и Лорен были лучшими подругами на протяжении десяти лет. Вместе они пережили немало трудностей, но всегда оставались верной поддержкой друг для друга. Их будни проходят в работе, воспитании детей, сплетнях и совместных посиделках. Но однажды привычную идиллию нарушает новость об строительстве элитной школы, обучение в которой откроет двери в лучшие университеты страны. Ставки высоки, в спецшколу возьмут лишь одного из сотни. Дружба перерастает в соперничество, каждая готова пойти на все, лишь ее ребенок поступил.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.