Август в Императориуме - [19]

Шрифт
Интервал

Поскольку мы приехали во Флогистон ночью, останемся в ней — и бесшумной магической совой полетим к острову Монгибель. Сегодня ясная ночь Полнолуния Духа, и поэтому видна даже свежепролитая капля масла, ещё не впитавшаяся в сухую древесину перил стремительно удаляющейся веранды — а под часто бьющимся сердцем уже вовсю идёт, отливается бесконечными медленными бороздами ведущая сама себя пахота. Меноцветен долгоиграющий отвал допотопного лемеха, сосредоточенны и неисследимы исчезающие пути его — но лишь так, вечно перепахивая непостижимое, и дышит душа, и потому, ничтожной пылинкой с небосвода созерцая ультрамариновую землю волн, рождает она таинственное слово: «родина». Или наоборот: сове нужно торопиться, чтобы дивно катящийся внизу небосвод не обрушил на неё свои безмерно тяжкие ладони.

И вот уже всё ближе бледно-фосфорическая змея монгибельского прибоя; стремительно растут, то выпирая, то вымахивая из тьмы, тускло-громадные разбитые позвонки прибрежных скал с пылающей газовой птицей маяка над одной из них; сбегаются и разбегаются сигнальные огоньки спящего города и его бессонных рудников и копей, а потом, как по команде, выстраиваются, размечая исполинские ступени фантастической Лестницы Бога[9] — она поднимается примерно до середины чудовищной туши действующего вулкана Обсидиан, давшего название и городу. На полторы сотни верст вдается в море Оресфея; чуть меньше отделяют её оконечность от Монгибели, поэтому флогистонцы могут слышать и видеть проснувшийся Обсидиан, что порой обостряет их эсхатологический настрой и провоцирует видения; сами же обсидианцы, напротив, люди практичные и деловитые. И неудивительно: ещё основатели города, изучив нрав вулкана, частенько устраивающего себе маленькое светопреставление, поняли, что, разряжаясь таким образом, он не накопит сил для катастрофы — и построили город за одним из древних вулканических куполов выше возможных лавовых русел; под угрозой всегда только рудники, но извержение обычно предупреждает о себе — дрожит земля, нагреваются и бурлят источники, склоны злоупотребляют курением, — и слаженная эвакуация позволяет избегать жертв, хотя лава порой уничтожает сам рудник.

Монгибель — один из двух главных горнодобывающих центров Омира, и потому всю спокойную воду между ним и Урбинией курсируют парусные и парусно-паровые баржи, барки, шхуны, баркасы, люгеры. Гранит, диабаз, обсидиан, железо, медь, никель, золото, алмазы, рубины, сапфиры, чёрный магический и звездчатый агат (а также звездчатые рубины и сапфиры), кварц, хрусталь — вот неполный перечень добываемого здесь. Но разве может он передать аромат любой из многочисленных историй, связанных с богатствами Монгибели! Легендарен концентрирующий Пси-энергию Обсидиановый Зал Магистров в Твердыне Духа; ни один сенсолётчик не отправится в полет без обсидианового Пси-меча; раздробляющий сознание и мутящий душу Обсидиановый Лабиринт — одно из главных испытаний послушников Ордена, иногда смертельное (по преданию, в конце Пути Заблуждения ему неизбежно является сводящий с ума Дракон). А леденящая душу история незримой битвы статуй в древнем Шаммураммате — битве, едва не уничтожившей сам город![10]

В этой истории есть что-то ускользающе-важное, и потому до рассвета нам нужно успеть в Шаммураммат — сова исчезнет, и дальше поплывем с запада на восток по Хуанцзы, длинному левому рукаву Урана… Обратный путь — широким полукругом на северо-восток, через тихое лунное море, неостановимо-сосредоточенно перебирающее мириады гладко льющихся звеньев своей серебряной кольчуги, мимо острова Энигма с Орденским Храмом Контакта (только в бухту Энигмы море выносит большие, до трех метров в диаметре, пеноморфы) и загадочной Климатерией[11], мимо тёмной одинокой посудины рыбака или мечтателя — ведь душа всего лишь колыбель, укачиваемая ближней тысячью звезд! — мимо острова Сантаэро с неспящим и огнеговорящим азартным городом Афродизием, мимо неописуемого в своем многообразии Императориума — к уже знакомым нам скалам, раздваивающим Уран. В полуверсте за ними высятся сероглавые бастионы Картахены — мощной крепости Ордена, контролирующей равнины Омира и целиком содержащейся на Налог Духа[12]. Лишь узкие тропинки под самыми стенами, заросшими внизу упоительными бело— и розоцветными бьянкоспино, оставлены для прохода над речными обрывами, и именно по ним — под недвусмысленные шуточки караульных — пробираются к скалам разнополые юнцы. В любую минуту из ворот Картахены готовы выдвинуться силы Ордена: вниз по Олгою, к морскому побережью, или к переправе через Хуанцзы — Шаммураммат как раз на другом берегу.

Он просто наводнен статуями божеств, подлинные имена которых утрачены или перепутаны, и ускользающе-важное связано с вопросом: есть ли у этих божеств какая-либо форма реального присутствия в Омире, и если да, то не столь же она неисследима, как и потерявшая свое прошлое реальность? Иными словами: не является ли ярость львиной гривы с пятью рубиновыми кабошонами, принадлежащей козлоногой Шаммураммат, свидетельством мести преступному и беспамятному роду человеческому? Или она хотела сказать нам что-то ещё…


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.