Аулия - [47]

Хауаси прыгнул вверх: когда его ноги коснулись моста, словно ударил колокол. Под копытами антилопы клубились, стремясь добраться до всадницы, черные стенающие завитки с сотнями лиц, умоляющих рук, изгибающихся тел. Призраки рыдали. Аулия закрыла глаза. Она боялась, что такова и ее участь, но в то же время отваживалась думать, что это не так: все же что-то ждет ее впереди.

Антилопа галопом неслась по узкой дорожке: края моста щетинились стальными иглами.

Небо озарилось. Чародейка – зачарованная – подняла взгляд. Белый огонь звезд разливался по небу на расстоянии вытянутой руки. Острие Орлиного Клюва сияло между рогами антилопы ледяным костром.

Она не думала, а лишь непрестанно молилась. Копыта Хауаси звучали камнепадом.

Аулия воскликнула:

– Гей! Мы поднимаемся на небо! Да будет благословен тот день, когда ты нашел меня, Хауаси, любимый сын пустыни, да будет благословен тот день, когда Аллах позволил мне встретить тебя!

Истинный Путь был исполнен тайн. Когда звезды стали бледнеть, а небо окрашиваться пурпуром, они начали спускаться – быстрые, словно песок, соскальзывающий с вершины дюны. Аулия, с веткой тамариска под мышкой, вся в поту, сжимала ногами бока антилопы и в изумлении озиралась вокруг.

Слезы омывали ее лицо, а над головой вращалось небо; луна и солнце, неотличимые друг от друга в сиреневой дымке. Позади остались Ачеджар и пустыня, джинн и страх. За концом моста Аулия различала бескрайнее пространство белого песка. И, точно как в том сне, который изменил ее жизнь, воздух был пропитан влагой, а на горизонте виднелась сверкающая синяя кромка.

Хауаси подпрыгнул, потом приземлился и с радостным ржаньем погрузился до самого брюха в песок. Над синей кромкой горизонта показался красный диск солнца. И Аулия узнала голос, который так давно, в Ачеджаре, она в первый раз услышала во сне: голос моря, наполнивший ее уши и сердце.

Аулия сняла темный шелк, покрывавший ее тело, и воткнула в песок посох. Ее сон двигался прямо к ней. Невероятного зеленого цвета вода вздымалась, заворачивалась и с жидким шипением рассыпалась в белое покрывало пены, ища ее.

Обнаженная, встала она на колени и погрузила руки в прозрачность. Соленое море погасило ее жажду. Она омыла глаза и губы. Заплакала, и снова – ведь точно так же было в ее снах – слезы ее смешались с солью морской воды.

Она обернулась – Хауаси исчез. Вместо него ее глаза узрели Абу аль-Хакума, и он, улыбаясь, благословлял ее, протягивая к ней руку.

– Я пришла, Абу аль-Хакум. Помолись за меня! – прокричала она.

Его образ растаял, словно мираж. Аулия, хромая, дошла до того места, где он стоял, и увидела следы сандалий на песке – белом и мелком, непохожем на песок пустыни. Она хотела пойти, опираясь на свой посох, но вдруг оказалось, что ветвь тамариска как будто проросла в песок корнями. И прямо на ее глазах, широко раскрытых от изумления, ветвь ожила, зазеленела и покрылась белыми бутонами.

Аулия развернулась и пошла к воде с сердцем, исполненным волшебного умиротворения, двинулась навстречу своей смерти или того, что там ее ожидало.

Когда волны поднялись ей до шеи, она читала молитву. Серебристые рыбешки прыгали ей прямо в руки.

Ей вспомнилось проклятие джинна. А что, если последствия ее общения с демоном проявляются прямо сейчас, принимая форму темного заклятия? И именно сейчас она превращается в ужасного монстра?

Но вода ласкала ее, вода ее принимала. И с верой в то, что это и есть та самая судьба, что ждала ее с того далекого дня, когда она оставила свою деревню, Аулия сделала несколько шагов вперед.

Ей было все равно, умрет ли она, утонув. Она дошла до моря.

Дно ушло из-под ног. Вода сомкнулась над ее головой и принялась качать ее тело. Легкие разрывались. Она открыла рот, чтобы закричать, чтобы в последний раз произнести имя Абу аль-Хакума. Вода, которую она проглотила, заполнила ей грудь. Словно свежий и соленый воздух.

Когда она поняла, что происходит, то засмеялась. И смех этот поднялся на поверхность пузырьками.

Эпилог

…И рассказывают здесь, в городе Джиневере, плеск родников которого слышен издалека и разносится эхом по пустыне, что этот город чудодейственных вод когда-то был не чем иным, как жалкой деревней по имени Ачеджар.

Пилигримам, прибывающим сюда длинными караванами в поисках исцеления от недугов, трудно в это поверить, потому что вода в его источниках изобильна, а зеленые султаны королевских пальм, величественных и многочисленных, возносятся к небесам. Сюда прибывают те, кто страдает от открытых язв, и целебная вода их излечивает, и язвы бесследно исчезают. Сюда приходят слепые, глухие, немые, и здешняя вода возвращает им зрение, слух и речь. Погружение в нее исцеляет безумных и паралитиков. Приезжают и те, кому не дает спать холера: один стакан воды возвращает им мир и спокойствие.

Со всех концов пустыни стекаются сюда родственники безнадежно больных и наполняют стеклянные и бронзовые сосуды, наполняют мехи и бурдюки, наполняют большие и малые кувшины, чтобы увезти с собой воду Джиневеры. Приезжают и благотворители, исполненные сострадания, и доставляют воду Джиневеры в лепрозории.