Аулия - [41]

Порой она различала звуки плача и приглушенные крики, но как только она начинала тревожиться, прибегали женщины и подносили ей кубок. Они пели под аккомпанемент ритмичного тамтама и множества барабанов – дарбук и атабалов – или же учили ее разным танцам ночи, исполняемым с кинжалом в одной руке и плеткой из конского волоса в другой.

Когда в первый раз ей вложили в руки кинжал, Аулия испугалась, проведя кончиком пальца по острию. Это была очень красивая и смертельно опасная вещь – кованный в Багдаде клинок сверкал, как зеркало, – которую девушки с криком подбрасывали в воздух, поворачивались на носочках и ловили за рукоятку, не дав клинку коснуться пола.

Аулия, полностью восстановившая силы благодаря праздности и обильной пище, откидывала трость и подражала танцовщицам. Подбрасывала кинжал и кружилась. Ей, привычной к хромоте, не составляло труда сохранять равновесие на одной здоровой ноге. От напряжения ее бросало в пот, но выучилась она быстро: острие кинжала – неплохой учитель. Ей вкладывали в руку плетку, и Аулия со свистом рассекала ею воздух. Перепуганный шакал пускался наутек, а девушка хохотала до упаду.

Явления

Аулия почти позабыла джинна, как и всю свою прошлую жизнь. Порой он являлся ей во сне, вместе с симуном и мертвым городом. После таких снов она просыпалась в ужасе, с отзвуками завывающей бури в ушах, и вслушивалась – но улавливала лишь дыхание спящего шакала. И тогда, сидя на меховых покровах постели, она начинала громко хлопать в ладоши, пока к ней не приходили женщины с вином, сонные и недовольные.

Аулия пила бокал за бокалом до тех пор, пока, опьянев, снова не погружалась в сон. В глубокий сон без сновидений.

Однажды вечером, когда она ужинала в окружении рабынь, рассеянно глядя на отражение одной из колонн в мозаичном полу, тень колонны с легким жужжанием стала подниматься. И перед ней явился джинн. Женщины тотчас разбежались, громко крича и закрывая лица рукавами.

Аулия осталась с ним один на один, с блестящими от жира руками и губами. Перепугавшись, она опустила взгляд.

– Гей, Аулия, не бойся! Разве не помнишь, что именно я спас тебя от смерти – там, в Хадрамауте? – вопросил джинн. От мощи его голоса зазвенели пиалы с чаем.

– Аль-Саалаам. Я думала – мне это приснилось… – пробормотала Аулия, не отрывая глаз от огромных ног демона.

– Скажи мне, Аулия, дочь Юши и Лейлы: всего ли тебе хватает здесь, в моем доме? Зажили ли твои раны?

– Мне всего хватает. Можно мне попить? Пить хочется, – сказала ему в ответ Аулия. Но она ощущала не жажду, а скорее страх – ей требовалось вино.

Джинн расхохотался. В его ручище появился кубок – прекраснее всех предыдущих.

– Ну так пей.

Аулия одним глотком осушила кубок. Джинн соединил подушечки большого и указательного пальца, и кубок вновь наполнился сам собой. Она выпила еще, а потом еще, голова у нее пошла кругом. Расхрабрившись, она взглянула на демона и спросила:

– Что ты такое или кто ты – явившийся из тени?

Джинн перестал улыбаться и ответил:

– Я – Сахр эль-Дженни, тот, кто восстал против Сулеймана, сына Дауда. Четыреста лет я прожил в бутылке, на дне моря. Меня освободил некий рыбак, и я выжил – волей Аллаха. Мне понадобилось сто лет, чтобы построить то, что ты видишь. Я – Господин Агатового дворца.

Услыхав слова джинна о море, Аулия задрожала. Неведомо отчего по ее щеке скатилась слеза.

– Гей, Сахр эль-Дженни, – попросила она джинна, – расскажи мне о… как ты его назвал? О море…

Сахр эль-Дженни приподнял ее подбородок и заговорил:

– Слушай меня внимательно, Аулия. Ты должна забыть все, что с тобой случилось, все слова, которые ты знала. Выучи язык ночи. Давай выпьем.

Джинн присел на корточки и сделал ей знак: Аулия прилегла возле него на диван, слушая дыхание исполина – порывы ветра, сильного, как ураган. Вскоре ее охватил страх, и она зажала уши руками. Сквозь ладони она расслышала смех джинна; и тогда она снова выпила.

А спустя пару часов Сахр эль-Дженни одним движением руки вызвал появление дюжины маленьких змеек с красными глазками. Сначала они были сплетены между собой, и Аулия решила, что это такая золотистая корзина, но едва она к ней прикоснулась, корзина рассыпалась на бледные ленты, которые струились по ее ступням и обвивались вокруг щиколоток. Потом они поползли по ногам вверх, потом еще выше и, наконец, защекотали ей шею холодными, как лед, языками.

В тот вечер Аулия танцевала для джинна, и стена зала покрывалась письменами. Она все танцевала и танцевала, кинжал все взлетал и падал сверкающей искрой. Пальцы Аулии ловко обхватывали золотую рукоять. Ее юбки взметались при поворотах, длинная коса расплелась, и волосы покрывалом падали на лицо. Вся потная, задыхаясь, упала она на колени.

Джинн взял ее за руку – обхватил огромной ручищей, холодной, как рука статуи, ее влажную от пота ручку – и поцеловал в губы. Клыки джинна поранили уголки ее рта, но боли она не почувствовала. Аулия вгляделась в его золотистые глаза с синеватыми белками и улыбнулась. Сахр эль-Дженни заговорил:

– Гей! В ночь нашей свадьбы будешь для меня танцевать. А потом, когда к тебе вернется твой дар, мы облетим всю пустыню, и все, что тебе приглянется, станет твоим. Мне нужен твой дар – хочу завладеть сердцами людей.