Аулия - [26]

И так крепка была ее вера в эту силу, что она не испугалась даже в ту ночь, когда по внешнюю сторону очерченного ею круга растянулась пантера. Тяжело дыша, огромная кошка обвела ее взглядом прищуренных глаз. Аулия почуяла сильнейший запах, исходивший от шкуры хищника: пахло мочой, мускусом и кровью. Подобно теплому ветерку долетало до Аулии зловонное дыхание. Пантера опустила голову на огромные лапы, и взгляды зверя и девушки надолго скрестились. Глаза дикой кошки засветились в ночной тьме.

Коршун под защитой заклинания спокойно спал, сунув голову под крыло.

Аулии вспомнилась пантера, которую она видела в одном из снов, гуляя по улицам Самарры. То был изукрашенный драгоценными камнями несчастный зверь: кипя от злости, пантера глухо рычала, когда к ней кто-то приближался, однако толстая золотая цепь сковывала ее движения. Мальчишки швырялись в нее семечками и скорлупой от фисташек.

– Я – чародейка, – шепотом обратилась Аулия к пантере, которая, раздувая ноздри, принюхивалась к запаху человека, – я вовсе не твоя добыча, и я не охочусь на тебя.

Пантера, выслушав ее, немедленно поднялась. И неспешно, царственно ушла прочь, ни разу не обернувшись.

Миновало еще несколько ночей, и Аулия вновь спросила коршуна: кто же он, этот Хауаси? Не ответив, аль-Хурмак улетел. Вскоре слух девушки уловил более громкий, чем обычно, шелест крыльев, и перед ней, на скале, появились аль-Хурмак и небольшая синяя птичка с высоким черным хохолком. Птичка слетела на указательный палец Аулии. Она почувствовала, как жесткие птичьи лапки обхватили ее палец, увидела длинные перья хохолка, острый клюв. И поняла, что эта птица – удод.

– Так ты – Худ-Худ? – спросила она. – Тот самый, кто привел птиц на гору Эльбрус, к королю птиц Симургу, в гнездо, устроенное на столбах из черного дерева, столетника и сандала?

Птичка подтвердила. Аулия повернулась к коршуну и сказала:

– Али бен-Диреме, сеятель дождя в моей деревне, учил нас, что на удода охотиться запрещено, потому что на его клюве написано слово бисмилах, что значит «имя Бога».

Птичка склонила головку и взглянула на нее глазом алого цвета.

– Аль-Саалаам. Истинная правда. Можешь прочесть имя Бога на моем клюве.

– Я не умею читать. Кроме того, ночью я очень плохо вижу, – отозвалась Аулия.

– Я прилетел, чтобы рассказать тебе о Хауаси, о чародейка, – проговорил Худ-Худ.

Голосок у удода был высокий, но звучал неторопливо, даже торжественно.

Аулия улыбнулась. Птичка расправила крылья и заговорила:

– Он Отшельник, и на лбу его есть отметина – рог Каркадана. Такие, как он, родятся на берегу Аль-Каусара, куда стекают воды Рая. Это единственное место в пустыне, где не бывает бурь. В начале жизни они вкушают воду Аль-Каусара, из источника Сельсебиль, – наичистейшую и наисладчайшую. Именно поэтому Отшельник умеет переносить жажду и может почуять воду на расстоянии нескольких дней пути. Ведь он вскормлен молоком матери и вспоен райскими водами.

Церемонно, словно маленький визирь из сказки, удод вновь сложил крылья и склонил головку набок.

Аулия задала еще один вопрос:

– Где я могу его найти? Он согласится провести меня к морю?

– Не ищи его. Если этому суждено случиться, он сам тебя найдет. Бисмилах!

Маленькие коготки разомкнулись, удод взмыл вверх и быстро исчез в темноте.

Жар солнца

«Если этому суждено случиться, он сам тебя найдет», – сказал ей удод. И когда же это будет? – спрашивала себя Аулия. Ей было странно думать о поисках антилопы, существа быстроногого и ускользающего, когда само море – огромное пространство, отец всех рек – словно пряталось от нее.

Котомка ее уже сильно потеряла в весе, хотя Аулия и продолжала складывать туда камешки, по одному за каждый прошедший день.

Валуны и остроконечные камни, окаймлявшие русло речушки, становились все мельче. Мало-помалу сужалась и река.

Аулия, слушаясь голосов, звучавших у нее внутри, когда она пребывала в трансе, расходовала свои припасы бережливо.

После нескольких дней пути по голой, лишенной даже кустов земле ей встретилась акация. И она направилась прямиком к дереву, влекомая желанием посидеть в тени. В тощей кроне было устроено гнездо. С огромным трудом, ведь сил в ее теле оставалось все меньше, она забралась на дерево и съела все яйца. Скорлупу она спрятала в котомку – на потом и тут же прочла молитву, испрашивая прощения за покражу.

Как бы ей хотелось, чтобы волшебство ее было столь же могущественным, как в сказках об Аладдине, в которых ифрит лампы одним своим словом мог накрыть стол, ломившийся от персиков и пиал с рисом!

Небо, чистое и безоблачное, как бескрайний лист отполированного до блеска металла, давило на нее своей синью.

Ей вспомнился Ачеджар с его хижинами, укрывшимися от тяжести небес за высокими скалами. Она страстно желала дойти до далеких гор, чтобы найти защиту в их отрогах, но голоса сообщали ей, что до гор еще далеко. Голоса предков – погонщиков верблюдов, проводников, женщин, умевших, пока звучит песня, поставить и убрать палатку. Они предупреждали: «Будь осторожна…»

Однажды ночью Аулии приснились танцы, которыми ее деревня встречала весну. Приветствуя самое доброе время года, мужчины били в барабаны, играли на флейтах-