АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - [46]
Обращает на себя внимание несоответствие показателей по вопросам 3–6, с одной стороны, и вопросу 8 — с другой. Респонденты довольно хорошо осведомлены о существовании АУЕ (вопр. 3–4), обсуждали его с одноклассниками (вопр. 5), в их кругу принято производить различные действия, связанные с АУЕ (вопр. 6), но в то же время они мало знакомы с «настоящими ауешниками», сознательно относящими себя к последователям «движения АУЕ». Иначе говоря, есть осведомленность, есть тема для разговоров, есть игровая деятельность, но очень мало при этом реальное соприкосновение с криминалом. Все сводится к беседам и играм, а не к реальной преступной деятельности.
Ответы на вопрос 9 («Как Вы думаете, интерес к тематике АУЕ постоянен или это кратковременная мода?») показывают, что большинство респондентов оценивают увлеченность тематикой АУЕ как кратковременную моду. Вариант «разговоры об АУЕ — это была недолгая мода» выбрали 48,3 %; «вообще никакого интереса к этому АУЕ не было ни у кого» — 11,6 %. Алармистское высказывание «интерес к АУЕ постоянен» позволили себе 22,4 % респондентов. В комментариях к вопросам часто встречается мнение, что пик увлеченности тематикой АУЕ был проявлением моды, которая после 2017–2018 годов (см. вопр. 4) пошла на спад: «В школе (7–9 класс) был пик „моды“ на АУЕ: на переменах по школе кричали лозунги, мальчики брили головы или подстригались под 0.5 и т. д.»; «Когда были популярны мемы про АУЕ — это слово часто употребляли, потом перестали»; «Какие-то личности замешаны в этом на постоянной основе, а кто-то говорил об этом только первые полгода после массового распространения информации». В комментариях информанты подчеркивают различие подростковой моды на «движение АУЕ» и реальной криминализации общества; увлеченность идеями АУЕ рассматривается как удел отдельных маргинальных групп; отмечается, что интерес к криминальной деятельности у отдельных людей обусловлен их личной предрасположенностью, а не воздействием информации об АУЕ.
В оценке перспектив и значимости «движения АУЕ» в России (вопр. 10) присутствует умеренный алармизм: вариант «„движения АУЕ“ нет, но из-за игры в АУЕ можно действительно встать на криминальный путь» выбрали 44,2 % респондентов; «„движение АУЕ“ есть, оно очень опасно для общества» — 23,8 %, «нет никакого „движения АУЕ“, это игра, и не более того» — 12,2 %. Как показывают ответы на вопрос 8, большинство респондентов не контактируют с представителями реального криминала, однако это не мешает им проявлять тревожность в отношении криминализации общества в целом, пусть и абстрагируясь от собственного опыта. Молодые люди следят за обсуждением темы в обществе и на основе этого обсуждения высказывают отстраненное мнение. В связи с этим кажется показательным ответ двадцатилетней москвички: «Хотя я в 17 году думала, что это какая-то мода на полгода, а вроде как до сих пор тема живая». В шестнадцатилетнем возрасте девушка воспринимала моду на АУЕ изнутри, как подросток, но после спада моды информация стала приходить к ней из других источников, она стала воспринимать явление опосредованно, через представления общества о нем.
Результаты опроса позволяют сделать несколько интересных выводов:
— источником информации о «движении АУЕ» является межличностное общение в кругу ровесников, в значительной степени включающее онлайн-коммуникацию и совместное потребление популярного интернет-контента;
— респонденты разделяют игровую увлеченность эстетикой АУЕ (одно время существовала мода на эту эстетику) и реальную криминальность, обусловленную социальными проблемами и личностными особенностями преступников (а не целенаправленной пропагандой);
— несмотря на то что респонденты хорошо осведомлены о существовании «движения АУЕ» и осуществляют игровые практики, связанные с ним, они мало контактируют с реальным криминалом;
— видимо, мода на тематику АУЕ возникла ранее 2017 года (когда она прослеживается инструментами Google Trends, см. главу V); предположительно началом волны можно назвать 2016 год (скорее даже его вторую половину), на что указывает большое количество тех, кто познакомился с понятием АУЕ до 2017 года.
Как уже было сказано, опрос охватил сравнительно благополучные слои молодежи, в более криминализированной среде полученные показатели могли бы быть более экстремальными. В то же время результаты опроса могут быть показателем того, что, вопреки алармистским предсказаниям, эстетика «движения АУЕ» не стала нормой для широких слоев российских подростков и молодежи: для подавляющего большинства это всего лишь игра, подобная многим другим, в которые играет современная молодежь.
VI.5. Места заключения и их влияние
Насколько большое влияние оказывает на подростков тюремно-уголовная среда? Заинтересован ли профессиональный криминал во влиянии на подрастающее поколение? Какими путями втягивают в «движение АУЕ»? Ответы на эти вопросы противоречивы. С одной стороны, чиновники и журналисты, высказывающиеся об опасности «движения АУЕ», однозначно считают, что профессиональное преступное сообщество целенаправленно и последовательно оказывает влияние на подрастающее поколение в своих интересах. Так, в одной из методичек по борьбе с «движением АУЕ» (к сожалению, не удалось выявить ее составителя) сказано, что «целями распространения идей „АУЕ“ выступают: сбор средств для оказания материальной поддержки представителям криминального мира, находящимся в местах лишения свободы (пополнение „общака“); извлечение выгоды путем реализации товаров, произведенных в местах лишения свободы либо имеющих характерную для таких мест символику; вовлечение несовершеннолетних и молодежи в совершение преступлений, правонарушений и ведение антисоциального образа жизни; использование несовершеннолетних и молодежи для участия в насильственных и незаконных протестных акциях»
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
Книга профессора Принстонского университета Стивена Коткина посвящена последним двум десятилетиям Советского Союза и первому десятилетию постсоветской России. Сконцентрировав внимание на политических элитах этих государств и на структурных трансформациях, вызвавших распад одного из них и возникновение другого, автор обращается к нескольким сюжетам. К возглавленному Горбачевым партийному поколению, сложившемуся под глубоким влиянием социалистического идеализма. К ожиданиям 285 миллионов людей, живших в пространстве реального социализма.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.