АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - [47]
В данном параграфе, помимо прочего, я опираюсь на мнения специально приглашенных экспертов — правозащитников, занимающихся проблемами заключенных и большей частью имеющих собственный опыт тюремного заключения. Ввиду сложности и необъятности темы сгруппируем их высказывания по ключевым вопросам.
Вопрос: заинтересовано ли профессиональное криминальное сообщество в систематической подготовке смены — вербовке молодых преступников?
В алармистских публикациях ответ дается однозначный: да, профессиональное криминальное сообщество стратегически заинтересовано в подготовке молодой смены и прилагает к этому усилия. Такое суждение основано на логической ошибке: законопослушный гражданин вполне разумно предполагает, что любой профессионал поддерживает молодежь, пытающуюся встать на путь профессионализма. Например, опытный журналист поддержит начинающего журналиста; заслуженный спортсмен одобрит занимающихся спортом подростков и т. д.; так и профессиональный преступник заинтересован в том, чтобы привлекать к этой деятельности молодежь. Но для воровского (и шире — профессионального криминального) сообщества эта логика применима только с большими оговорками, оно устроено по другим принципам.
Во-первых, профессиональный криминал любит тишину, он не заинтересован в огласке своей деятельности, а следовательно, и в привлечении подростков-неофитов, не имеющих серьезной мотивации.
Во-вторых, траектория «карьерного роста» профессионального уголовника предполагает самостоятельное формирование мотивации, на путь преступной деятельности и тюрьмы становятся согласно собственному мотивированному решению, обусловленному личностными предпочтениями и влиянием среды. Следовательно, целенаправленная вербовка неофитов, не имеющих сформировавшейся мотивации, неэффективна и бессмысленна.
В-третьих, тюремная «арестантская» карьера осмысливается не как жизненный успех, а как тяжелый путь, который профессиональный преступник выбрал сам или по стечению обстоятельств. Следовательно, эта карьера не преподносится неофитам как рекомендуемая, за исключением тех случаев, когда они сами ее выбирают.
В-четвертых, привлечение несовершеннолетних к криминальной деятельности невыгодно, поскольку законодательство предусматривает за это строгое наказание.
Соответственно, Интернет наполнен призывами бывших и нынешних уголовников не к воровской карьере, а, наоборот, к отказу от криминальной деятельности. Они обращаются к молодежи с призывами отказаться от преступлений вообще и от следования традициям АУЕ в частности[268]. К примеру, в одном из изданий приводится высказывание бывшего криминального авторитета писателя Михаила Орского: «Категорически утверждаю, что АУЕ не имеет отношения к преступному миру! Даже Костя Костыль (скончавшийся в 2020 году вор в законе Борис Константинов) говорил, что АУЕ — это нечисть, клоуны! Склонен предполагать, что это шутка подвыпившего блогера, которая оказалась удачной и ее стали повторять менты, школьники и дамы с накачанными губами. И только потом она дошла до лагерей»[269]. Уничижительно о гипотетических создателях «движения АУЕ» говорится и в следующем высказывании бывшего сидельца: «В тюрьмах и колониях никогда не было никаких группировок АУЕ, никаких сообществ, никаких движений, связанных с этими буквами. Это [придумали] первоходы, которые после освобождения вели себя так, будто они все еще в тюрьме. Они и унесли это в массы тупых малолеток, которые не знают даже, в какой стороне эта тюрьма находится. После того как это разошлось по головам недопонимающих школьников, которые неправильно интерпретировали эти фразы, озвучивая которые они думали, что это какие-то тюремные лозунги, которые дают понять, что они тоже в теме и живут по понятиям, хотя в понятиях они ничего не понимали»[270]. Еще один бывший сиделец высказался об «ауешниках» короче: «Они просто идиоты, которые не понимают, с чем они сталкиваются»[271].
Эксперты так ответили на вопрос о заинтересованности криминального мира в подготовке молодой смены:
— «Балда это все. Никакое воровское сообщество, никакой жулик никогда не скажет: „Вот давайте так говорите“ или „Давайте организовывайте молодежь“. Такого не будет никогда. Они не заинтересованы в этом. Зачем им это? Новые люди всегда появятся, всегда будут. Они формируются не на улице. Они сами приедут в тюрьму, там уже пойдет сортировка, кто куда. И всегда у нас будут сидеть в тюрьме, и тюрьмы будут, и не надо кого-то искать, им хватает. Да зачем им кого-то растить? Оно само все вырастает. У нас испокон века это идет одно к другому, другое — к третьему. Молодые преступники — это те, кто сами захотели. У нас это все растет с детства, это прививается, у нас есть неблагополучные семьи, оттуда это все идет. Зачем я буду привлекать твоего сына, допустим, не зная его, он меня завтра пойдет и сдаст, у меня есть друзья, с которыми я вырос с детства, я знаю, что можно с ними какие-то дела делать. Я что буду объявление писать: „Давайте собирать“ в Интернете?» [эксперт 4].
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
Книга профессора Принстонского университета Стивена Коткина посвящена последним двум десятилетиям Советского Союза и первому десятилетию постсоветской России. Сконцентрировав внимание на политических элитах этих государств и на структурных трансформациях, вызвавших распад одного из них и возникновение другого, автор обращается к нескольким сюжетам. К возглавленному Горбачевым партийному поколению, сложившемуся под глубоким влиянием социалистического идеализма. К ожиданиям 285 миллионов людей, живших в пространстве реального социализма.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.