Атолл - [38]
Перед смертью Амбруаз говорил по поводу копры: «То, что дает Арутаки за один год, Франция расходует за один час». Он считал, что после окончания войны цена упадет до восьми франков, потому что нужда в копре станет меньше. Но пока за копру платили по четырнадцати франков, в деревне произошли большие изменения. Ли Мин снова расширил свою лавку, хотя его дети уехали в Папеэте учиться и они с женой остались одни. Отныне москитов разгоняли при помощи китайских шаров, горевших всю ночь. Освещались моригазами[60], а старые фитильные лампы использовали лишь в безлунные ночи, чтобы отгонять привидения. В Арутаки появились велосипеды, целых тридцать штук! Похоже было, что молодежь больше не желает пользоваться собственными ногами.
Наступал вечер. Матаоа и Хаамару сидели рядом на пристани, на берегу пролива, болтая над водой ногами. Хаамару натягивал струну на укулеле.
— Знаешь что? — вдруг спросил Матаоа. — Нужно колоть в глаза!
Хаамару оторвался от своего занятия и поднял голову:
— В чьи глаза?
— В глаза патуи, конечно, не кокосового же ореха!
Хаамару посмотрел на товарища с изумлением. Не стал ли Матаоа таравана?
— Еще что скажешь?
В знак того, что он не одобряет столь бессмысленный разговор, он осуждающе покачал головой.
— Невозможно, — прибавил он, пожав плечами.
Ты всегда говоришь «невозможно»! А я говорю, что возможно.
Не оставалось никакого сомнения, Матаоа не шутил. Хаамару обмотал струну вокруг деревянного винта. Это было похоже на Матаоа: колоть патуи в глаза! Легко сказать, но кто осмелится на такой поступок?
Вот уже несколько дней подряд в пролив заходили огромные патуи. Лишь очень опытные ныряльщики отваживались при них погружаться в воду, да и то у самого берега. Один раз такая рыба поднялась из глубины и с открытой пастью направилась прямо к мальчику, который плавал у пристани.
Потом, когда улеглось волнение, вызванное этим происшествием, некоторые усомнились в том, что она могла бы проглотить пятнадцатилетнего мальчика, но те, кто видел патуи, предлагали скептикам надеть очки — тогда они убедились бы, что такая рыба в состоянии без труда проглотить даже Фареуа.
По их словам, она была более двух саженей в длину и толщиной в шесть мешков копры. Несколько раз в море забрасывали на ночь толстую леску, с крючком для акул в надежде, что патуи попадется на него, но наутро на крючке оказывалась простая акула. Откуда взялась эта патуи? Один старик утверждал, что это тоупапау, быть может — моки! Пусть остерегаются те, кто над ним насмехался или его унижал. Может быть, он явился в образе рыбы, чтобы мстить за оскорбления, нанесенные ему в начале пребывания на Арутаки. Многие соглашались с этим: тоупапау иногда принимает вид животного, чтобы пугать людей. До смерти моки этого чудовища никогда не видели. Старые ныряльщики пожимали плечами: тоупапау большей частью избирают форму фафа-нити, барракуды или даже акулы, но необычно большого размера, и ведут себя они так, что их можно узнать с первого взгляда. Между тем патуи, занесенная течением в пролив, была нормальной величины. У внешнего рифа случалось видеть рыб и побольше. Мато, память которого постепенно восстанавливалась, допускал, что патуи может достигнуть двух саженей в длину, и соглашался, что такое животное нельзя убить ударом остроги.
Матаоа все это знал, но не собирался отказываться от своей идеи. Какой бы ни была рыба, величиной с ладонь или гигантских размеров, глаз остается самым уязвимым ее местом. Ведь даже огромная патуи, лишенная глаз, всего лишь слепая рыба, с которой не так уж трудно справиться. Но как убедить Хаамару?
Матаоа принял непринужденный вид:
— Я скажу Тене, что звал тебя, но ты испугался и не захотел и тогда я обратился к Тотаи.
Он правильно рассчитал удар.
— Ты пойдешь к Тотаи?
— Ну да, ведь ты отказался.
Лицо Хаамару помрачнело. Ему нравилась Тена, а Тена и так больше думала о Тотаи, чем о нем. Этот таравана Тотаи способен принять предложение Матаоа! Лишь бы показать, какие они храбрецы и как хорошо ныряют, оба готовы на любое безрассудство. А если они действительно решатся вступить в бой с патуи, то независимо от его исхода все будут говорить, что он, Хаамару, струсил. Интересно, кто бы на его месте не испугался? И все-таки он станет мишенью для насмешек. И Тена тоже будет над ним смеяться.
— Как ты хочешь это сделать? — спросил он нехотя, взвесив все обстоятельства.
— Мы подберемся к ней с двух сторон. Ты кольнешь в один глаз, а я в другой.
— Ты знаешь, какой величины глаз у патуи? Не больше жаберной крышки у мауа.
— Я часто попадал в глаз тону или паихере, да и ты тоже, но теперь мы должны метнуть острогу одновременно, чтобы ослепить патуи.
Послушать Матаоа — так сделать самую немыслимую вещь проще, чем выпить содержимое кокосового ореха! Хаамару раздумывал. Ведь даже если Матаоа не изменит свое решение, вполне возможно, что они не встретят патуи или она будет на самом дне и они не смогут ее достать. Кроме того, хоть Матаоа и очень самонадеян, он может первый испугаться и броситься бежать. Не очень-то легко отважиться напасть на такое чудовище! Хаамару помнит, что, когда почти все взрослые уехали на Хикуэру, Матаоа один хотел поймать огромную рыбу для всей деревни, но испугался первой же акулы и вернулся в пирогу. Матаой сам тогда сказал приятелю, что ему стало страшно.
