Атлантида - [193]

— Какое мне дело до твоего изменника, маленькая змея! Я не сделаю больше ни шага, если сейчас же не получу аванса!

— Какая ахинея! Не будь таким идиотом! — ответила Ирина.

Исчезновение Эразма Готтера и принцессы Дитты чрезвычайно взволновало ее.

На берег Рейна по ту сторону далеко раскинувшегося пшеничного поля, держась за руки, молча вышли два человека. Если бы кто-нибудь поглядел сверху на это море колосьев, он заметил бы что-то похожее на след от челна на водной глади.

И совершенно несущественно, кто были те двое…

Когда Эразм около двух часов ночи шел в предрассветных сумерках по Циркусплац, направляясь к дому смотрителя, его вдруг кто-то окликнул. То был Рейман, радостно сообщивший, что ему посчастливилось раздобыть билет на предстоящую премьеру.

— Неужели это в самом деле ты, Рейман? — воскликнул Эразм. — Поверь, я принимаю это как знамение свыше. Ты должен сейчас же увезти меня отсюда.

— Но почему? Что все это значит?

— Не знаю. Я и сам не понимаю. Знаю лишь, что, сделав и пережив все, предначертанное мне судьбой, я дошел до предела.

— И куда же, ты полагаешь, мы должны отправиться?

— Куда мы должны отправиться? — повторил Эразм. — Ну, об этом, дорогой Рейман, я спрошу тебя. Главное, подальше отсюда! Увези меня, Рейман!

Мимо проезжал экипаж, кого-то доставивший домой.

— Отвезите нас в Альтефер, — сказал Эразм, протягивая кучеру деньги.

Друзья еще успели услышать, как двое мужчин, громко беседуя, шли по Циркусплац. То были доктор Оллантаг и ректор Траутфеттер.

— Нет, — говорил Траутфеттер, — я не могу поверить в мятеж Гамлета.

— А я не могу поверить в мятеж, возглавляемый элегантным камер-юнкером Лаэртом. Как говорится в «Цимбелине»: «Не столь покорен дух наш небесам, сколь королю придворные».[153] Да и зачем ему это? Зачем?

Над тихой площадью гремели их голоса, и гремел железный ключ в замке на двери пансиона, где лежал больной Вальтер.

Вскоре друзья уже ехали в Альтефер. Последнее, что услышал Эразм, выезжая из Граница, был рев Султана.

Дорогой они почти не разговаривали, но Рейман понял, что Эразму грозит тяжелый кризис. Они почти добрались до Альтефера, откуда по заливу можно было переправиться в Штральзунд, когда офицер водной инспекции услышал, как Эразм, по его предположению спавший, вдруг захрипел. Он схватил друга, чтобы помочь ему, и почувствовал, что одежда у него на груди насквозь промокла.

А затем молодой любимец Граница лежал с легочным кровотечением на кровати в низкой гостиничной комнатушке в Альтефере, слабым голосом отдавая распоряжение вызвать к нему некоего доктора Обердика.

Залив между Альтефером и Штральзундом довольно узок, и менее чем через час доктор Обердик был уже у постели больного.

Придворное общество Граница больше не видело Эразма Готтера. Доктор Обердик поместил его в лечебницу и не допускал к нему никаких посетителей. В конце января Оллантаг получил от Эразма из Давоса нижеследующее письмо:

«Дорогой друг, доктор Оллантаг!

Вам, конечно, куда более известно обо мне от других, нежели от меня самого. Ведь это первое письмо, что я пишу в Границ. Прочтете ли Вы его с прежним дружеским расположением или, пожав плечами, как порой имеете обыкновение делать, швырнете в корзину для бумаг?

Но Вы должны знать, что мое неожиданное исчезновение перед знаменательным днем из поля Вашего зрения ни в коей мере не было предательским бегством. И пусть почтовый штемпель на конверте подтвердит Вам это. Я все еще в Давосе, и мне придется задержаться тут до весны.

Мне сообщили, что Вальтер Хербст умер вскоре после моего отъезда. Когда я думаю о нем и об остальных обитателях садоводства, передо мной снова встает вся драматическая коллизия «Гамлета» и страшный мстительный дух. Ох уж это открытие профессора Траутфеттера!

Подозревает ли он о том, к чему он прикоснулся, какую грозную силу пробудил от сна и освободил от оков? Чем дальше я отхожу от летнего наваждения в Границе, тем более убеждаюсь, что грозный дух убитого короля еще не насытился своей местью. Слишком опасной была затея вызвать его из небытия, вдохнуть в него жизнь нашей игрой и, следовательно, навлечь на себя его гнев: еще немного, и я — всего лишь постановщик пьесы, — как и главные ее герои, поплатился бы жизнью за свое любопытство.

Меня охватывает ужас, стоит мне вспомнить об этом.

Вычеркните эти строки, доктор Оллантаг! Они написаны под влиянием температуры, которая пока еще не опускается у меня до нормы.

Не могли бы Вы передать мой почтительнейший поклон Его светлости? Хотя я вполне допускаю, что из-за неприятного осадка, оставшегося у него в душе после всех оказанных мне милостей, он вообще не пожелает ничего слышать обо мне, тем более что репутация моя за время моего отсутствия стала, вероятно, вследствие неизбежных толков и слухов весьма неясной и противоречивой.

Правда ли, что принцесса Дитта вышла замуж? Говорят, будто она стала супругой английского принца.

Но если я теперь уже очень далек от пережитого в Границе, то от «Гамлета» мне никак не удается избавиться. К примеру, я узнал, что еще до Шекспира существовал «Пра-Гамлет». Он был написан Кидом[154] и с успехом исполнялся на сцене. Но известны и более ранние обработки этого материала. Исходного текста, как и шекспировского текста «Гамлета», не существует. Кой-кому это даже дает повод отрицать авторство Шекспира: некий Мере не указывает в 1598 году «Гамлета» в числе его произведений.