Ателье - [7]

Алена прижала руку ко рту и захихикала. Даша тыкала иглой в подол и вострила уши.

— Мы тогда в Серебряный бор собрались, на нудистский пляж. Там такие собираются мальчики, м-м-м… Идем по тропинке, народ шуршит, туда-сюда, и вдруг Тинку ка-ак прихватило! Тинка?

— Ага, — согласилась Тина, ворочаясь в кресле, где развалилась в ожидании примерки и мерно таскала зефир из хрустящей упаковки, складывая в большой рот, — тофьно, пфихфативо меня.

— Я ее в кусты, от глаз подальше. И она там бедная засела, встать не может, как встанет, раз и снова. И тут по тропинке — знакомый мальчик. Он барменом в «Паутине», мы там концерт делали, рок-фест. И как зацепился языком, ой, Танечка, как дела, да ты как, да где Тиночка!

— Угу… — подтвердила Тина через зефирину.

— Я думаю, ну, когда же ты пойдешь уже! А он стоит и стоит, а Тинка в кустах, эх, ну, ты понимаешь. И как что, я сразу кашляю, громко-кромко, чтоб ее заглушить!

Алена, ослабев, присела на пол и, схватив идущего по своим делам Патрисия, уткнулась лицом в гладкую шерсть. Патрисий подвел глаза к потолку и замер, смирившись.

— Он, значит, стоит, Тинка кряхтит в кустах, я кашляю, как ду-ура. Он болтает, а я кашляю. Короче, еле распрощалась я с ним. Тина, ты что там, зефир жрешь?

— Не… — Тина сунула руку поглубже в пакет.

— Оставь девчонкам, мы же им везли, к чаю!

— Тут ефь еще. Немнофко…

— У-у-у, прожора.

Патрисий наконец освободился из объятий, Алена зафыркала утюгом и работа продолжилась. Через час, налитые чаем и набитые зефиром дамы попрощались и ушли, устраивать свои рок-концерты и клубные показы мод. А Галка, сдав Насте гренадерские размеры и эскизы будущих вещей, бродила по мастерской, натыкаясь на табуретки.

Потом, что-то решив, подсела к Даше.

— Ты сегодня не хочешь у меня заночевать? А я тут поработаю ночью, — она махнула рукой в сторону вешалки. Платье для офицерши висело, нежно золотясь, водопадом переливая к полу широкую юбку.

— Ты же его сделала!

— Да ну. Разве это юбка? Висит, как сопля.

— А ей понравилось, дворянке этой…

— Мне зато не нравится. Мама с Аниской уехали в гости, квартира пустая. Я тебя там закрою. Ванну примешь, голову вымоешь.

— А Патрисий?

— Бери с собой. Только корыто ему возьми. Чтоб не гадил по углам. Поешь хоть по-человечески. А?

— Конечно, да! Спасибо. Но ты сама как? И спать не будешь?

Галка прикрыла слезящиеся глаза, улыбнулась широким некрасивым ртом.

— Успею еще. Я знаешь, на той неделе зашла в дом моды Талашовой. Я же там шесть лет проработала. Девчонки набежали, ах, Галя, как твой бизнес. Я говорю, отлично! На московскую неделю моды подали заявку, на весеннее дефиле. Шьем коллекцию. А то никто ведь не верил, что у меня получится.

Голова ее клонилась, будто Галка засыпала, не переставая говорить.

— Галя, конечно, получится. Все у тебя получится! Ты самый большой молодец, — убежденно ответила Даша, чикая маленькими ножницами.

Галка медленно улыбнулась. Покивала, поднимаясь.

— Поспать тебе все равно надо, — сказала Даша ей вслед. Но воющая машина заглушила голос.

Вечером они шли по скользким улицам, на которые набросаны были желтые квадраты света из витрин. Даша тащила в бауле пластмассовый лоток, застеленный газетой. В лотке сидел Патрисий и время от времени подвывал строгим голосом, предупреждая, что обижать его нельзя. Галка топала каблуками, поскальзывалась, хватаясь за Дашин локоть, и наставляла.

— Мясо в холодильнике, картошки пожарь. Шторы не открывай, поняла? Как будто нету никого. Телевизор громко тоже не смотри. Утром тебя открою.

— Галь, а почему нельзя свет? И где же Коля? Муж?

— Объелся груш Коля, — сказала Галка сурово, — выгнала я его. Потом расскажу.

На четвертом этаже, топчась в маленьком тамбуре, она погремела ключами, в квартире показала, что где. И, почесав за ухом Патрисия, на всякий случай все еще сидевшего в лотке, ушла, закрыв Дашу.

Две комнатки, большая, со стенкой и телевизором, и совсем крошечная — кровать, полки и шкаф. Даша медленно прошла вдоль стен, разглядывая мелочи, и угадывая, где спит Галка, а где ее мама и дочка Аниска. Было интересно, но тоскливо, потому что все вокруг — чужое. В городке, откуда Даша умчалась в Москву, за любовью, были два больших предприятия — завод художественного стекла и цех эмалированной посуды. А еще Южноморск был полон моряков загранплавания. Потому в каждой квартире обязательно стояли разлапые пепельницы-кляксы цветного стекла, на бабушкиных телевизорах плыли вереницей стеклянные лебеди с пузырями в прозрачных животах — мал мала меньше. В кухнях кафельная плитка заботливо украшалась переводными картиночками для эмалированных мисок. И конечно, в книжных шкафах и на полках красовались кораллы, раковины и сушеные рыбы. Потому чужое в своем городке всегда казалось немножко родным.

Даша взяла с полки синюю книгу с заголовком «Рецепты первых блюд» и, с удовольствием думая о мясе с картошкой, раскрыла наугад.

«Борщ. На 30 кг говядины, 50 кг капусты, 5 кг свеклы…»

Захлопнув книгу, прочитала написанное мелким шрифтом «для работников общественных столовых». Поставила томик на место. И, задев рукой старый телефонный аппарат, застыла.