Ателье - [9]

— Ну и приедет. Заберут и хрен с ним. Знаешь, как он меня задолбал.

— А как же я? Мне что делать?

— Ты поела? Помылась?

— Д-да.

— Гаси свет и ложись. Поорет и уйдет. Наверное.

Даша тоскливо оглянулась на ставшую совершенно чужой комнату:

— Галь, приходи, а? Я боюсь.

— Не могу, работаю. И ночь уже.

— ГАЛ-КА! ОТ-КРОЙ!

Телефон смолк. Даша, придерживая полотенце, прислонилась к дверному косяку. Вздрогнув от очередного удара, отступила, и под босой ногой взвыл Патрисий, выворачиваясь.

В тамбуре на мгновение наступила тишина. И вдруг ее прорезал обличающий вопль:

— А-а-а! Так ты не одна? Всех проводила и сразу ебаря в дом!

Даша, роняя с себя полотенце, подхватила на руки дергающегося кота. Прижала к животу, шепотом уговаривая молчать.

За дверью снова стихло. И через минуту ясный, почти трезвый голос заявил:

— Ну, я тогда тут и спать лягу. Вот кур-точ-ку постелю. Ты слы-шишь? Я лег уже!

Патрисий заворчал и, вывернувшись из рук, бросился в прихожую, завывая и грозно топорща шерсть на спине. Даша рванулась за ним, таща полотенце. В темноте маленькой прихожей запуталась в одежных вешалках, и, шаря по стене, щелкнула выключателем. Кот стоял перед запертой дверью, выгибая спину, и выл, то поднимая, то снижая голос.

— Галь? Ты что там? Ты плачешь, что ли? — дрогнувшим голосом спросил откуда-то снизу Коля.

Даша схватила кота и, замотав его в полотенце, на корточках привалилась к теплой стене рядом с упавшей дубленкой. Кот ворчал, вырываясь, размахивал лапами.

— Галь, ну ты чего, — Колин голос звучал размягченно, — ты не реви.

— Ы-ы-ы, — отозвался Патрисий придушенно.

— Вот куртка, я ее ношу. Потому что ты мне ее. Пошила. Мех такой классный. Ты молодец ваще.

— У-а-а-а-ы, — сказал Патрисий. Даша поползла от двери, но кот, вырвавшись, пожелал остаться. Она схватила его и снова стала заматывать в полотенце. Кот тут же присмирел, довольный возможностью продолжать диалог.

— Я ведь хотел. А платят мало. Ну чего я буду, таксером, что ли? У меня диплом. А?

— Ы-ы-ы…

— Не плачь. Я думал, ты с кем-то. Думал, сидят там, бухают. Из наших стаканов пьют. Ревную я, Галка. Ну и что, что Люсинда. А дура она. Я домой хочу. К Аниске!

И он неожиданно завыл так же, как только что выл Патрисий.

— Ы-ы-ы, — доносилось из-за двери.

— Ы-ы-у-у-у — вступал кот, выпрастывая из одеяла морду.

— Ах, Люсинда… — Даша встала, держа под мышкой воющего кота. Вспомнила, как Галка щурит уставшие глаза и клонит кудлатую голову, дошивая очередной срочный заказ.

«Диплом у него… Таксером он не хочет. Ух…»

— Да замолчите оба! — дернула Патрисия за хвост, и под негодующий вой прокричала дверям:

— Иди отсюда! Проспись. И куртку свою забирай!

— … Хорошо! — согласился Коля. Заворочался, гремя и роняя какие-то мелочи, — ушел, Гальчик, уже ушел. С наступающим тебя!

Даша гордо кивнула и прошла в комнату, голая, таща подмышкой обвисшего кота и волоча за собой полотенце. Упала в кресло, схватила второй стакан и, отсалютовав, махнула в себя так, что на миг ей показалось — водка.

Поздним утром они сидели с Галкой на кухне, зимнее солнце заглядывало между подобранных бантами штор.

— Он что-то первый раз так отличился. Кино прям, — Галка улыбнулась и потерла глаза, размазывая тушь.

Даша, разравнивая по кружку батона масло, спросила:

— Галь. А что за Люсинда? Или я не в свое лезу, извини.

— Да не, нормально, — Галка, кыскнув, подарила Патрисию кусочек колбасы и вытерла руку салфеткой, — подруга у меня была. До тебя мастером работала. А Колька тогда уволился и два года на диване лежал, все у меня денег просил на пиво. Поругались, он ушел к родителям жить. Я его выгнала, в общем, насовсем. А потом, хлоп, он уже у Люськи. Живет е-мое! В соседнем доме! Скотина такая!

— Ужас…

— Я ее уволила. Она хороший мастер. Но я не могу, понимаешь?

— Понимаю. Но… ты же сама его выгнала, Галь? — осторожно уточнила Даша.

— Ну и что! Так что, можно его уводить, значит? — Галка фыркнула, задирая квадратный подбородок.

— Э-э… — Даша сунула чашку под кран и спросила о другом:

— Слушай, он про куртку балаболил. Мех говорит, хороший такой мех.

— Угу. Я ему ламу на капюшон поставила, и на подкладку. Ни у кого такой нет.

— Ламу, значит…

— А что?

— Да ничего. Пока ничего.

Солнце хрустело снегом, швыряло в глаза плоские блики от множества окон, выжимало слезу. Морозец щипал щеки. Даша несла сумку с Патрисием и держала Галку за локоть, чтоб та не поскальзывалась на своих высоченных каблуках. Иногда оглядывалась, гадая, вдруг увидит непутевого Колю в любимой куртке. И думала, что Патрисий, унюхав ламу, сам укажет ей, кто из пробегающих мимо мужчин орал ночью под дверью.

— Вот, — сказала Галка, распахивая дверь в ателье. На стене примерочной висело бальное платье. Царило, раскинув колоколом пышные юбки, мягкими бликами золотя пол.

— О-о-о… как это ты? Роскошно стало!

— Отпорола и проклеила. Всю юбку. И пришила снова.

— Какая краса, — Даша потрогала подол, покачала легкий, посаженный на косточки кринолин, — тебе памятник надо поставить. Это ж сколько работы. Ты прости, что я ночью, звала тебя.

— Да ничего, — не сводя глаз с царского платья, Галка расстегивала своего леопарда. Потом обхватила Дашу за плечи и проговорила ей на ухо, чтоб не слышали другие: