Астрея. Имперский символизм в XVI веке - [101]

Соединение змея со сферой и сердцем является объединением этих двух аллегорий. Змей мудрости или благоразумия (prudence) мудр не только в вопросах рассудочного знания и понимания высоких материй, но и в вопросах сердца, знания того, как, прислушиваясь к внутреннему голосу, принимать мудрые и добродетельные решения.

Нам может показаться странным, что художник или автор идеи картины ожидал от зрителя понимания таких сложных аллюзий. Но символизм и аллегория являлись предметом широкого изучения в эпоху Ренессанса. Справочники вроде тех, что упоминались выше, имелись в библиотеках большинства образованных людей. И поскольку всё указывает на то, что художник, или тот, кто давал ему советы, использовал книгу Рипы, первое издание которой вышло в 1593 г., картина, вероятно была написана после этой даты.

Корсаж и рукава платья королевы покрыты цветочным орнаментом, в котором можно различить розы, анютины глазки, жимолость, первоцветы и другие растения. Такое разнообразие английских полевых цветов на портретах Елизаветы, часто на платье, отнюдь не редкость и может быть связано с одним из её наиболее часто используемых символических образов Астреи, Справедливой девы золотого века, в котором, как мы знаем из Овидия, «вечно стояла весна; приятный, прохладным дыханьем ласково нежил зефир цветы, не знавшие сева»[667]. Стихи поэтов о Елизавете как Астрее обычно представляют идею о том, что она возвращает в Англию вечную весну золотого века. Например, «Гимны Астрее» сэра Джона Дэвиса из Херефорда содержат такие строки:

Reserve (sweet Spring) this Nymph of ours,

Eternall garlands of thy flowers,

Green garlands neuer wasting;

In her shall last our State's faire Spring,

Now and for euer flourishing,

As long as Heauen is lasting.

(Храни, прекрасная весна, ту нашу нимфу,

Гирлянды вечные твоих цветов,

Венков невянущую зелень.

Весна державы нашей будет в ней жива,

Во веки вечные цветя, Покуда живы небеса).

Здесь четко проводится связь между цветами весны в золотом веке с весной или золотым веком «нашей державы», Англии. А начальные буквы первых слов каждой строки образуют сверху вниз слово REGINA.

Большая нить жемчуга, жемчужный кулон и множество жемчужин на голове снова указывают на девственность. И если внимательно изучить необычный головной убор, можно заметить в нём имперскую корону, унизанную жемчужинами и увенчанную драгоценностью в форме полумесяца, также украшенной жемчугом. Так в этой картине присутствует аллюзия на королеву как непорочную луну.

А что же насчет самого главного символа, радуги, которую она держит в правой руке и над которой написаны слова Non sine sole iris («Без солнца нет радуги»)? Радуга означает мир (peace). Другая королева XVI века, Екатерина Медичи, также использовала радугу в качестве своего символа (Илл. 23b) с написанным по-гречески девизом «Она несёт свет и покой». Рушелли в уже упоминавшейся нами книге «Impresse illustri» трактует значение её герба так, что радуга, являющаяся после бури, предвещает мир и спокойствие. Так Екатерина выражала надежду, что правление её мужа, короля Франции, принесёт успокоение всему христианскому миру. Возможно, радуга на портрете Елизаветы несёт в себе некий схожий смысл. Королева-дева, окутанная аллегориями своей славы и мудрости, выглядит почти как небесное знамение, предвещающее новый золотой век мира и солнечный свет после бури.

Так называемый «портрет из Дитчли» (Илл. 13), находящийся сейчас в Национальной портретной галерее, имеет много общего с «радужным» портретом. Он изображает королеву стоящей на карте Англии; позади неё небо на одной стороне тёмное и грозовое, а на другой освещено большим выходящим солнцем. Идея солнца после бури, натуралистически выраженная на картине из Дитчли через победу света над грозой в небе, представлена на портрете из Хэтфилд-хаус в символической форме через радугу и девиз. Эти две картины имеют и другие сходства, хотя написаны явно разными людьми. Портрет из Дитчли был создан, как считается, в память о визите Елизаветы к сэру Генри Ли в Дитчли в 1592 г. Сэр Генри занимал должность королевского чемпиона до 1590 г., когда передал её Джорджу Клиффорду, графу Камберленду. В этом качестве он организовывал ежегодные турниры в день восшествия королевы на престол, часто проводившиеся в очень сложных аллегорических декорациях, в разработке которых сэр Генри был большим специалистом. Мы знаем, например, что для турнира Дня восшествия 1590 г. на арене воздвигли модель вестальского храма, содержавшую сложные символические аллюзии на королеву. Учитывая очевидную смысловую связь между «радужным» портретом и портретом из Дитчли, а также то, что последний может отражать символизм, придуманный блестящим рыцарем сэром Генри Ли, сама собой напрашивается мысль, что, возможно, решение самой большой загадки «радужного» портрета – драгоценности в форме рыцарской перчатки на внутренней стороне воротника Елизаветы – может лежать в толковании её как рыцарского мотива, который связывает эту сложную картину с каким-нибудь церемониальным турниром, где рыцари королевы демонстрировали свою доблесть во славу «величайшей королевы или императрицы» и «добродетельнейшей и прекраснейшей дамы».