Астральный гамбит - [111]

Со стола хозяина кабинета вспорхнули шесть бархатных коробочек и стайкой полетели к нам. Растерянные, мы даже не сразу сообразили их подхватить — я свою так и вовсе чуть не уронил.

— Сие — высокая честь, — наконец посерьезнев, проговорил Корнилов. — Но вы ее заслужили. Поздравляю, господа кадеты!

— Служу России и Его Величеству Государю Императору! — взметнул два пальца к козырьку фуражки Ясухару.

— Служу России и Его Величеству Государю Императору! — вторили ему все мы — увы, без салюта.

— В силу деликатных обстоятельств операции, Указ о вашем награждении не подлежит публичному оглашению, — заметил Семенов. — Посему и церемония такая — кулуарная… Вы вправе — и даже обязаны — открыто носить полученную медаль, но призваны сохранить в тайне основания получения оной. Сие понятно?

— Так точно! — ответил за всех нас Тоётоми.

— Вопросы есть?

Вперед дернулась Златка, но ее опередила Милана.

— У меня вопрос к господину ротмистру, — посмотрела она на Петрова-Боширова. — Разрешите?

— Задавайте, — благосклонно кивнул ей заместитель начальника корпуса.

— Что стало с графом Анатолием? — осведомилась Воронцова у жандарма.

Ответил тот не сразу.

— Сожалею, молодая графиня, — придав лицу скорбное выражение, проговорил он наконец. — Ваш отчим ушел в Пустоту. Виной тому недавний пробой. Примите мои соболезнования — и крепитесь: теперь весь груз ответственности за фамилию ложится на ваши плечи…

— Благодарю, — невозмутимо кивнула ротмистру Милана.

— Ну а за саму вас, молодая графиня, покамест отвечает корпус, — заявил Семенов. — И с любезного дозволения его руководства приглашаю вас на короткую беседу… Молодой князь Огинский-Зотов, вы следующий на очереди, — перевел есаул взгляд на меня.

— Может быть, сперва позволим юным кадетам отдохнуть с дороги? — осторожно предложил Петров-Боширов.

— И так четыре дня били баклуши в Канзасе, — усмехнулся Семенов. — Молодая графиня, задержитесь, прочих пока прошу подождать в приемной, — распорядился он.

Вместе с нами пятью из кабинета вышел и Петров-Боширов. Корнилов остался внутри — с Семеновым и Воронцовой.

— Получается, в Оклахоме мы только чуть все не испортили, — задумчиво заметила Муравьева уже за дверью. — Не очень понятно, за что тогда медали…

— Не столкнись янычары с сопротивлением, у них наверняка возникли бы вопросы, — с готовностью ответил ей жандарм.

— А то, что против них оказались неопытные кадеты, турок не насторожило? — спросила Тереза.

— Сие Америка, — развел руками Петров-Боширов. — Туда не всегда получается забросить, кого хочешь — османам сие известно не хуже нас. Да и держались вы более чем достойно. Так что не переживайте, награды заслуженные!

— Понятно, — кивнула молодая баронесса.

— Господин ротмистр, а можно поинтересоваться, от чего именно погиб граф Анатолий? — осведомился у жандарма я.

— Апоплексический удар, — чуть помедлив, ответил тот.

— Табакеркой в висок[8]? — прищурилась Муравьева.

— Зачем же табакеркой? — в деланом удивлении вздернул брови Петров-Боширов. И после некоторой паузы добавил вполголоса: — Чай, не царских кровей персона… Обычным кирпичом.

Глава 40

в которой я вхожу в открытую дверь

Несмотря на убежденность есаула Семенова, что в Канзасе мы, типа, и так неплохо отдохнули, на следующий день всей нашей шестерке был предоставлен выходной. Признаться, сперва я все равно собирался пойти на занятия — и так много пропустил — однако потом подумал: «Какого духа?!» — и почти до самого обеда проторчал у целителей, куда накануне поместили Светку.

Каратова спала. Как мне объяснили, раз в два-три дня ее будут будить, чтобы накормить, а затем снова погружать в забытье. О том, чтобы приступить непосредственно к лечению, никакой речи, по-моему, вообще не шло.

Когда я вконец достал персонал лазарета своими вопросами, мне вручили какой-то потрепанный старинный фолиант: на, мол, сам почитай. Чем я и занялся — в меру сил и умения. Книга так и называлась: «Снятая печать: трагедия освобожденного холопа». Я, правда, пока не разобрался, что это — серьезный научный трактат, публицистика или и вовсе художественное произведение, но из того, что успел осилить — шестую часть раздела «Введение» — картина вырисовывалась довольно безрадостная. О чем мне, собственно, сразу сказали в лазарете — да я слушать не хотел.

Выпросив разрешение забрать книгу с собой — целители, кажется, уже на все были готовы, лишь бы спровадить меня наконец из своей тихой обители хотя бы до завтра — с толстым томиком под мышкой я неспешно направился в казарму, но, проходя мимо полигона, столкнулся с выходившими из зала Муравьевой и фон Ливен.

— О! — радостно улыбнулась мне Маша. — А мы с Терезой как раз о тебе говорили! — еще в Канзасе с длинноножкой мы перешли на «ты». А вот в общении с молодой баронессой у меня почему-то сохранилось взаимное чопорное «вы» — ума не приложу, как так вышло.

— Сударь, вы от Светланы? Как она? — справилась о своем бывшем холопе моя манница.

— Без изменений, — развел я руками. — Да и откуда им взяться, если с ней ничего не делают?! — добавил сердито. — А ты как? — посмотрев на Муравьеву, спросил я уже спокойнее.