Асфальт в горошек - [39]

Хотя в обычной школе моя скрипка стала очередным поводом для всеобщих насмешек. Играй я на фортепьяно, никто бы внимания не обращал. А скрипка… Не слишком приличный, на взгляд мальчишек, инструмент.

Но так или иначе, мне учиться нравилось. Поначалу. Я бредила биографиями великих скрипачей, классической музыкой, мечтала идти в консерваторию… Дурочка.

Кроме того, скоро в школе организовали оркестр, а его участников освободили от спевок хора. Чему мы были очень рады.

Я сидела в первых скрипках. Моя приятельница Лена Бронова — царство ей небесное — в виолончелях. Руководил нами виолончелист, очень энергичный Дмитрий Дмитриевич Тарасевич, ездивший исключительно на мотоцикле, что для музыканта редкость большая. Спуску он нам не давал. Выходных у нас не было. Тогда в субботу работали и учились, выходной был один. Воскресенье — день репетиций оркестра, и хоть умри, никаких поблажек. Если ты не пришел, за тобой сбегают, благо недалеко.

Благодаря энергии Дим Димыча, где мы только ни выступали: в консерватории, на телевидении и даже в театре Навои, не поверите. Однажды он даже заставил дирижировать нами Тому Джурунцеву, девочку с фортепьянного отделения, правда, особого успеха нововведение не имело.

Еще большей любовью к музыке меня заразила Мина Борисовна Шамшидова, преподаватель теории и истории музыки. Только благодаря ей я легко поступила в училище им. Хамзы, на теоретическое отделение. От зубов отскакивало. Недавно я услышала по одному из московских каналов передачу «Вспомнить все». Там Яна Поплавская утверждала, что музыкальная школа для детей была мукой. А хуже всего было сольфеджио. Вот уж это неправда. Я любила сольфеджио, особенно диктанты писать. А уж теория музыки… Я видела в ней такую же красоту, как математик — в сложных уравнениях и задачах. Как сейчас вижу: мы сидим во дворе моей одноклассницы Фриды Хойкер (вот она как раз стала известным математиком) и в который раз повторяем материал к экзамену: септ-аккорд, кварт-септ-аккорд… И, представьте, прекрасно все знали. А главное — слышали, различали на слух.

И можно сказать, что музыкальная школа стала для меня вторым домом.

Увы, так продолжалось недолго. Нет, все остались. Ушел Моисей Иосифович, пришел новый учитель. С него началось мое охлаждение к скрипке. Репатриант. Тогда много репатриантов из Китая приезжали, в основном из Шанхая и Харбина.

Он равнодушный был. Ему были до лампочки его ученики и эта профессия, которой он занимался по необходимости. И поверьте, все это сразу почувствовали. Он не стыдился давать уроки под хмельком. Он не хотел приходить в школу и заставлял нас ходить к нему на дом… В общем, на моей памяти ни одного скрипача он не воспитал, по крайней мере, хоть сколько-нибудь заметного. Тогда я этого не понимала. Но и заниматься стала с ленцой. Он это видел, говорил моим родителям, но поделать уже ничего было нельзя.

Были энтузиасты вроде Дим Димыча. Были прекрасные эрудированные педагоги вроде Мины Борисовны.

Мне не слишком повезло с преподавателем по специальности.

Но школу я закончила. И даже поступила в училище. Правда, оттуда я ушла. Решив, что высшее образование важнее.

Моя мама постоянно твердила, что я свою жизнь на книги трачу.

Оказалось, что не зря тратила.

Иногда и родители бывают неправы.

Мама считала, что музыкальная карьера — занятие лучшее и наиболее доходное, какое только может быть для обычной женщины.

Что бы она сказала сейчас, видя, как упала ценность музыкального образования?

Но музыка всегда со мной. И я благодарна школе имени Садыкова за то, что музыка всегда со мной. Настоящая музыка.

Наша Татьяна Владимировна

Вдохновил меня на рассказ бывший Вовка-морковка, а ныне почтенный Владимир Кириллович Водопьянов.

Я уже раньше писала о Татьяне Владимировне, но очень мало. А она была звездой. В этом ни у меня, ни у остальных ее бывших учеников нет ни малейшего сомнения.

Преподавала она ботанику и зоологию — не самые основные предметы. Но как преподавала и как держала класс! Как сумела вывести свой предмет на одно из главных мест!

Очень красивая несмотря на полноту, очень властная, очень талантливая. Не просто учительница. Ученый.

На ее уроках царила железная дисциплина. Самые завзятые озорники молчали и слушали. Ее побаивались. Именно побаивались. Нет. Она никого не ругала. Просто ее замечания было достаточно, чтобы в классе была абсолютная тишина.

Какие уроки она давала! Ее можно было слушать и слушать.

И кабинет у нее был настоящей пещерой чудес. Помимо мерзких заспиртованных препаратов (тогда без этого не обходилась ни одна школа), там были собраны богатейшие коллекции цветов, трав, птичьих перьев, раковин.

Она давала нам задание на лето — собрать гербарий, принести цветы…

В школе было столько цветов — я ни в одной школе столько не видела! Ими были заставлены не только классы (там были специальные подставки-жардиньерки), но и подоконники в рекреациях. Зелени было великое множество. Я и сейчас помню, как мы ходили на улицу Федорова (такая крошечная улочка, отходит от Ширшова) к каким-то людям, специально разводившим редкие растения в больших кадках. Мы тащили все это в школу, которая каким-то образом купила много таких кадок.