Асфальт в горошек - [11]
Об одном из них я писала. Это Гиви Григорьевич Орагвелидзе. Вторая — мой преподаватель теории музыки и музыкальной литературы Мина Борисовна Шамшидова. Совершенно необыкновенная женщина. Не потому, что преподаватель изумительный. Не потому, что интересная внешне. Не потому, что умная. Вернее, не только потому.
Она была удивительно раскрепощенным духовно человеком. Человеком абсолютной внутренней свободы. Можно подумать, она жила не в рабовладельческом государстве, а в совсем ином. Демократическом. Только с настоящей демократией. Она была ДРУГОЙ. Не такой как все.
Я смотрела на нее, фигурально говоря, открыв рот. Такого я еще не видела. И жила она по каким-то другим законам. И атмосфера у нее в доме была совершенно другая. И обстановка тоже. Как же я хотела на нее походить! И, если уж честно признаться, очень старалась…
А уж знали мы ее предмет назубок. После ее уроков я без труда поступила на теоретический факультет вечернего отделения музучилища, правда, ушла через два года: решила поступать в институт. Как же меня костерил Д. Штерн, завкафедрой и очень известная в Ташкенте личность. До сих пор вспоминаю и вздрагиваю!
Помню, мы с моей приятельницей Фридой Хойкер сидим у нее дома и в сотый раз повторяем теорию, чтобы от зубов отлетало. А после выпускного мы сбегали в обсерваторию, наворовали там роз сорта «Президент» и принесли ей…
У нее было два сына: Борис (Буба) и Алик. С Аликом мы были в хороших отношениях. Буба был старше, держался снисходительно, был способным музыкантом, играл на танцах в ОДО, а позже и в настоящем биг-бэнде того предприятия, где тогда работал. Спасибо ему за то, что он первым сыграл мне Гершвина. Мою любимую «The man I love». «Тот, кого люблю». Оставшейся моей «собственной» на всю жизнь.
И он же заразил меня джазом. С каким же упоением я «продавала родину»! Буба и Алик, торжественно заявляю, что навсегда простила вам пластинку с записью Дюка Эллингтона, случайно схваченную мной в магазине «Мелодия», ту, которую вы выцыганили у меня! Признаюсь, вам она была нужнее. А я тогда не слишком разбиралась в Эллингтоне, да и сейчас больше люблю Гершвина. Только не осуждайте меня за это…
Буба сейчас в Израиле, Алик остался в Ташкенте. Мы с Бубой почти каждый день общаемся по скайпу.
И все это было, было, было…
И с моей одноклассницей Людой мы только по скайпу переговариваемся. А с Раей — чаще по телефону и е-мейлу, хотя живем в нескольких остановках друг от друга. И еще одна подруга, Вера Провидохина, где-то в Челябинске. Жива ли?
Когда мы говорим о любви к Ташкенту, на самом деле, помимо всего прочего, очень хотим вернуть ушедшую юность. В той юности и Ташкент, и мы были совсем другими. Куда счастливее. И так хочется сесть в машину времени… Но никогда и ничего не вернуть. Не вернуть тепла, ощущения постоянного праздника, чувства тесной общности. Чувства дома.
И в качестве постскриптума.
Не хочу говорить, что все написанное посвящаю памяти двух своих друзей. Слишком напыщенно. Скажем так: я писала это с мыслями о своих друзьях, которые уже ушли. Подчеркиваю, именно друзья. Не пошлое «бойфренды», не «дружба» в школьном смысле «они дружат», а просто дружба. Леня Миронов. Мой верный друг с седьмого класса. У меня до сих пор хранятся его солдатские дневники. Он ушел очень рано, не дожив, по-моему, до шестидесяти. Умница Леня с его каким-то неярким юмором, преданностью друзьям и надежностью. Жизнь развела нас не по нашей с тобой вине. По вине другого человека. Но ты навсегда остался моим верным другом.
И Саша. Это в воспоминаниях других друзей он Александр Михайлович. А для меня был просто Сашей Березовским. И отчества я его не знала. Кто в семнадцать лет думает об отчествах? Не поэт, не «пьяный мудрец», а мой друг. Тот, который был со мной в мой самый горький день рождения. Тот, который, как позже выяснилось, тоже помнил обо мне. Несмотря на то, что прошла целая вечность. Который сунул мне в руку листок со стихами. И одно заканчивалось так: «На тебе сойдется клином белый свет».
Ну, да, парафраз Казаковой. Все равно это было его стихотворение. Подаренное мне… Посвященное…
Он был хорошим человеком. К сожалению, счастье обошло его стороной.
Много лет я надеялась, что когда-нибудь мы обязательно встретимся. Но недавно узнала, что его тоже нет.
Для меня они все равно живы. Для меня они по-прежнему родные.
Часть 3 Ташкент. Город, которого нет
«Без тебя — на свете я одна, о боль души моей — ностальгия…»
И что это за штука такая — ностальгия? Болит и болит, вот уже сорок лет все болит, и никак не проходит…
И есть же счастливые люди: со временем у них все заживает, все стихает, раны затягиваются, а вот у некоторых — все открываются и открываются, и нет этому конца.
Я все думала: вот мой город. Тот, которым я его помню. Что всплывает в памяти первым, когда думаешь о Ташкенте? Мои любимые фиалки, которые я когда-то весной покупала каждый день и с трудом удерживалась, чтобы не сгрести все букетики, лежавшие на большом плетенном из ивняка блюде? Или куранты? Или сквер, вспоминать который просто невозможно — рвется душа, как будто умерло что-то дорогое? Или Бродвей, наш любимый Бродвей, так и не сменивший названия за столько долгих лет? И названия улиц — в каком еще городе может быть улица Двенадцати тополей? И улица Кольцо хризантем? А ведь они были, были эти улицы. Только где все это теперь?
Эта книга посвящена моему родному городу. Когда-то веселому, оживленному, в котором, казалось, царил вечный праздник. Ташкент — столица солнца и тепла. Именно тепло было главной особенностью Ташкента. Тепло человеческое. Тепло земли. Город, у которого было сердце. Тот город остался только в наших воспоминаниях. Очень хочется, чтобы нынешние жители и те, кто уехал, помнили наш Ташкент. Настоящий.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.