Асфальт в горошек - [10]

Мы часто вспоминаем добром русичку Любовь Петровну Астафьеву. И недаром! Как же мы знали русскую грамматику! От зубов отлетало! Стоило ей войти в класс, как мы начинали трястись, но ее методы работали идеально. И двоечников почти не было! Потом была еще одна русичка, Ольга Викторовна Малахова. Ее муж, профессор Малахов, по-моему, преподавал в Институте русского языка и литературы. А она испытывала на нас многие его разработки, и, нужно сказать, весьма интересные. Уж про этих учительниц не скажешь, что они засушили литературу! Когда нам давали свободные темы, я много крамольного писала. Ни разу Ольга Викторовна не прочла мне лекции о соцреализме и т. п. Нет. И всегда хвалила. На удивление прогрессивная женщина для того времени!

Повторяю, на их уроках всегда была железная дисциплина. Любовь Петровну мы боялись и уважали. Да и остальных — тоже. Но больше всего я благоговела перед Татьяной Владимировной Брейтигам, преподавательницей биологии. По ее учебникам мы учились. Татьяна Владимировна лишь люто ненавидела лодырей, бездельников и двоечников и была к ним беспощадна. Меня она работать заставила. И постепенно смягчилась, хотя я боялась ее до одури. Под конец мы, посмею это сказать, даже подружились. И дружили, пока я не уехала из Ташкента. Все эти учителя были из почти вымершей породы настоящих преподавателей, которые не только ЗНАЛИ сами, но и умели эти знания передать.

Наверняка многие бывшие ученики пятидесятой школы помнят Лидию Ивановну Суздальцеву, преподавателя истории. Перед этим она работала в седьмой школе, учила и моего мужа, и мы с ним согласны: невероятная женщина! А преподавала она очень скользкий предмет: историю. Но чего только не знала! И как излагала материал! И никогда не отказывалась подискутировать на рискованные темы.

И Кнара Арташесовна. Химичка. До сих пор, вспоминая ее, я представляю циркового жонглера со сверкающими шарами в руках. Она ухитрялась спросить за один урок полкласса, да еще новый материал объяснить. Доходчиво! Ее уроки действительно походили на цирковые представления: блестящие, профессиональные, какие-то изысканные. Учитель от бога…

С учителем музыки мне так не повезло. Я была в составе первого выпуска школы им. Садыкова. Перед этим я уже успела поступить в школу им. Успенского, на фоно, но у нас не было инструмента. И возможности купить тоже не было. Ни денег, ни пианино в магазинах. Инструмент купили гораздо позже, и то мама доставала его по блату, через газету. Так что с первой школой ничего не вышло. На этот раз я поступила на скрипичное отделение. Первым моим учителем был Моисей Иосифович Фридман, прекрасный педагог, к сожалению, через два года он куда-то уехал, и вместо него у нас появился другой, репатриант из Шанхая. Свою работу он откровенно не любил и заразил своим равнодушием меня. Нет, школу я закончила. Потому что были и другие преподаватели. Дмитрий Дмитриевич Тарасевич. Завуч. Сокращенно — ДДТ. Он был истинным ЭНТУЗИАСТОМ. И организовал оркестр: сам он был виолончелистом и при этом ездил на мотоцикле. Как-то не совмещается… Во всяком случае, с тех пор у меня не было ни одного свободного выходного. Воскресенье — яволь, герр официр, нах шуле! Бегом! В качестве уважительных причин рассматривались сибирская язва, желтая лихорадка, чума, холера и природные катаклизмы. Все остальное в расчет не принималось.

Много лет я просидела в первых скрипках рядом с Леней Туровским. Леня был славным парнем и стал способным врачом. В двадцать семь лет он уже был заведующим реанимацией в 6-й городской больнице. Сейчас он живет в Нью-Йорке. Первой виолончелью была Лена Бронова, спокойная милая девочка, немного старше меня. Жила она на Урицкого, в доме САКУ, то есть Среднеазиатского Коммунистического университета. А Леня тоже жил на Малясова, только ближе к Энгельса.

За все труды на оркестровой ниве нас освобождали от хора. Нет, хор, конечно, хуже! Но и лишаться всех воскресений — несправедливо! Попробуй остаться дома! За тобой сразу явятся. Помню, как мама однажды увезла меня на праздник Дня печати в профилакторий издательства. Там было так весело! Много цветов, зелени, еды… А я ныла, что мне нужно на репетицию. Бедная мама отправила меня домой, попросив какое-то начальство взять меня в машину. Не успела я переступить порог, как папа зловеще объявил:

— За тобой уже приходили!

Охо-хонюшки…

Тамара Джурунцева, тоже наша, малясовская, вспоминает, как ДДТ как-то заставил ее дирижировать нашим оркестром. Потом я тоже это вспомнила. Не Тамару именно, к сожалению, а сам случай…

Тут я вынуждена сделать маленькое отступление: я по жизни человек усредненной везучести. Вот, например, с деньгами у меня неразделенная всюжизненная любовь. То есть я их люблю, они меня — никогда. А вот на что мне решительно везет — на людей. Господи, сколько же умных, хороших, порядочных людей мне пришлось встретить за свою жизнь! И это везение ни разу мне не изменило!

Но среди них были те, к которым я испытываю благоговейную любовь и почтение. ОГРОМНУЮ любовь. ОГРОМНОЕ благоговение. ОГРОМНОЕ почтение.

Их всего двое. И никого уже нет на свете.