Арзамас-городок - [181]
Батюшка бережно свернул лист, понюхал — чуть слышно отдавало табачной горчинкой.
— Так ведь и не бросил курить! — поворчал вслух Федор Иванович. — А ведь я просил, просил! Да где же молодежь стариков слушает…
И Владимирский тихонько засмеялся, сам не зная отчего.
Александра Георгиевича Чернорукова Владимирский сторонне называл «мой сотрудник».[80]Объявился он подручным по водопроводу, кажется, с весны 1920 года.
Черноруков с рачением отдался делу, не обманул ожидаемых надежд Федора Ивановича, незаметно стал близок к одинокому, давно заштатному священнику, нередко занимал его всякими разговорами — время шло такое бурное, страшное: русские люди в дьявольском ослеплении, остервенело истребляли друг друга под улюлюканье недругов России.
Как-то Александр Георгиевич, ругая окаянство гражданской, ругая все и вся — опять на базаре цены безбожно взлетели, сообщил неожиданное:
— Намедни остановил художник Иконников, очень уж желает написать ваш портрет.
…Они возвращались с Мокрого — сивая кобылка бежала легко, тележка постукивала колесами по засохшим комьям дорожной грязи — денек настоялся славным: желтым пожаром полыхала березовая роща, обрызганная красными кистями раскидистых рябин. Тихие, примятые прошедшими дождями стожки сена на опушке грустили над побуревшей луговиной.
— Чево ж он сам-то не изъяснился желанием? — повернулся к Чернорукову батюшка. Тот торопил лошадку, прихлестывал ее гладкие бока волосяными вожжами.
— Знать, не по летам стеснителен. Задумал он, как сказывал, написать портреты интересных арзамасцев…
— Уходящих людей на память потомству… Что же, замах хороший — явит нам проходное свидетельство в грядущие времена. Передай, пусть заходит. Экой день-от разгулялся! Голубизна небес святым спокойствием дышит. Во-от, Александр Георгиевич, как бы люди не бесновались в своих заблуждениях, как бы не поганили свою жизнь — мир Божий во все времена, во все веки — прекрасен! Уж одна красота его должна бы вразумлять враждующих, умирять и возвышать, звать к пониманию и любви — ан нет, не могут еще люди подняться до осмысления этих дарованных в вечное назидание красот, и все больше и больше звереют в своих социальных распрях, в жажде власти. Повторяю десятки лет всем и каждому: любите друг друга — так это просто и ясно…
Иконников любил акварель, он избрал ее давно, когда еще жил, работая и учась в доме Андрея Осиповича Карелина в Нижнем. Европейски известный фотограф содержал у себя рисовальные классы, и юный Алеша скоро освоил гипсы, живую натуру, а в фотосалоне хозяина овладел и тонким искусством ретуши, способом подкрашивания фотографий — оптический аппарат да рука художника отлично дополняли друг друга. Обретенный навык в рисунке, усвоенная техника акварели и соделали портретиста Иконникова.
Знать, работа понравилась Владимирскому, и однажды после конечного сеанса Федор Иванович, разминаясь перед художником, долго сидел напряженно, озаботился:
— Чем же вознаградить тебя за труд? — священник хитровато поглядывал на франтоватого Алексея Дмитриевича, тот донашивал береженые дореволюционные костюмы… — А, вот что! — старик торопливо закивал головой — бодрил свои мысли. — Ты говоришь, что мое лицо выразительно, даже красиво. Перестань! Владимирские никогда красотой не отличались. Так вот, напишу-ка я тебе, землячок, портрет своей духовной личности. Вы… многие из вас, художников кисти и пера, мягко говоря, живете в мире сем потерянно… Как ты сейчас-то?
Иконников махнул рукой.
— Трое дочерей… Ладно, что моя Мария Григорьевна батрачкой в огороде и саду — кормимся подсобным. Прежде, при царском-то прижиме, платили мне в гимназиях впо-ол-не приличное жалованье, то я и скопил на постройку дома. А ныне картошечка на базаре неукупна — о чем говорить! Девчонок одевать не во что!
— Так-то вот в царстве труда и свободы… Ну-ну, не смотри на меня так, не привычен старик изворачиваться в слове. Я и смолоду правду-матку всегда возносил. Сан не позволяет кривить душой.
Алексей Дмитриевич получил рукопись от священника. Она называлась коротко, емко «Мое кредо».[81]
Работа уместилась на десяти большеформатных страницах, она переписана с оригинала женской рукой красивым, даже изящным почерком.
— Великие потрясения, кровавый раздрай переживаем, дорогой Алексей. За грехи тяжкие наказуемся! Но после бури всегда наступает затишье, обретается в мире тишина и грустный покой. Сегодня атеисты воюют и против веры человека во Всевышнего. Но придет время, опамятуются иссушенные души, поймут такое простое, что они минутным гостем на земле, а Бог, а мир вечен. И придут в нашу православную церковь покаяться и набраться сил на предбудущее. Ты будешь подготовлен к этому времени моими словами… И еще к напутному слову: учи дочерей любить и друг друга, и людей. Ступай!
Иконников жил в конце прежней Ильинской улицы в своем небольшом двухэтажом доме. Радовал поднявшийся сад, по летам Мария Григорьевна — красавица смолоду, пестовала тут лучшие в городе цветы. Вечером Алексей Дмитриевич поднялся на второй этаж в свою мастерскую, присел к настольной лампе и стал читать.
Вначале показалось странным, что отец Федор слишком уж долго не говорит о себе, но каждое слово на странице несомненно подавалось душой его.
Тема, выбранная писателем, — первые годы существования почитаемого и в наши дни богохранимого центра православия Саровской пустыни. Повествование «Ярем Господень» — это и трудная судьба основателя обители иеросхимонаха Иоанна, что родился в селе Красном Арзамасского уезда. Книга, написана прекрасным русским языком, на какой теперь не очень-то щедра наша словесность. Кроме тщательно выписанной и раскрытой личности подвижника церкви, перед читателем проходят императорствующие персоны, деятели в истории православия и раскола, отечественной истории, известные лица арзамасского прошлого конца XVII — первой половины XVIII века. Книга несет в себе энергию добра, издание ее праведно и честно послужит великому делу духовного возрождения Отечества..
Эту книгу посвящаю моему мужу, который так много помог мне в собирании материала для нее и в его обработке, и моим детям, которые столько раз с любовью переписывали ее. Книга эта много раз в минуты тоски, раздражения, уныния вливала в нас дух бодрости, любви, желания жить и работать, потому что она говорит о тех идеях, о тех людях, о тех местах, с которыми связано все лучшее в нас, все самое нам дорогое. Хочется выразить здесь и глубокую мою благодарность нашим друзьям - друзьям Льва Николаевича - за то, что они помогли мне в этой работе, предоставляя имевшиеся у них материалы, помогли своими воспоминаниями и указаниями.
Так зачем я написал эту книгу? Думаю, это не просто способ самовыражения. Предполагаю, что мною руководило стремление описать имеющую отношение к моей научной деятельности часть картины мира, как она сложилась для меня, в качестве способа передачи своего научного и жизненного опыта.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Василий Петрович Колпаков родился в городе Каргополь Архангельской области. Закончил Архангельскую рыбопромысловую мореходную школу и Ленинградское высшее инженерно-морское училище имени адмирала С.О. Макарова в 1973 году. До 1999 года работал в Архангельском траловом флоте на больших морозильных рыболовных траулерах помощником капитана, представителем администрации флота. Автор трех книг художественной публицистики, выпущенных Северо-западным книжным издательством и издательским центром АГМА: «Компас надежности» (1985 год), «Через три океана» (1990 год), «Корабли и капитаны» (1999 год). В книге «Факторские курсанты — дети войны» на примере одной учебной группы автор описывает дни, месяцы, годы жизни и учебы молодых курсантов от момента их поступления до окончания мореходной школы.
Кай Люттер, Михаэль Райн, Райнер Моргенрот и Томас Мунд в ГДР были арестованы прямо на сцене. Их группы считались антигосударственными, а музыка - субверсивной. Далее последовали запреты на игру и притеснения со стороны правительства. После переворота они повстречали средневековых бродяг Марко Жоржицки, Андре Штругала и Бориса Пфайффера. Вместе они основали IN EXTREMO, написали песни с визгом волынок и грохотом гитар и ночью отпраздновали колоссальный успех. Мексика, Аргентина, Чили, США, даже Китай - IN EXTREMO объездили весь мир и гремели со своими творениями Sängerkrieg и Sterneneisen в первых строках немецких чартов.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.