Артуш и Заур - [20]

— А разве он не узнает рано или поздно?

— Ты что, с ума сошел? Что узнает? — раздраженно сказал Заур и убрал руку с плеча Артуша.

— Успокойся. Я просто предположил.

— Не стоит делать даже предположений. Не надо.

— Просто знаешь, многие завидуют счастью голубых и пытаются из-за этого наказать их. Речь идет об обычной зависти. Ладно, неважно… Что еще сказал твой отец?

— Сказал, что все будет хорошо. Бакинские армяне никуда не уйдут. Никто не тронет их. Они граждане Азербайджана. Мы пуд соли вместе съели.

Артуш посмотрел на Заура так, будто видел его впервые. Встал, горько усмехнулся, порылся носком туфель в опавших листьях.

— Ты что Заур, с ума сошел? — сказал он, наконец.

— Это говорю не я, а отец. Хочешь сказать, что мой отец сумасшедший?

— Никто не говорит, что он сумасшедший. Но он не может знать как я, как мы, насколько близка трагедия. Может быть, у него действительно нет проблем с армянами. Но наша улица, — сказал Артуш, почему-то указывая рукой в сторону Баксовета, — днем и ночью полна какими-то странными людьми. Приходят, уходят, неизвестно, кого ищут, о ком спрашивают. Все одеты в черные кожаные куртки. На лицах ненависть, в глазах ярость. Вчера они сказали какую-то гадость моей матери, слышишь? Моей матери!

Заур тоже встал. Взял Артуша за плечи и начал трясти.

— Приди в себя! Что ты кричишь? Собираетесь всё бросить и бежать только из-за того, что в вашем дворе прогуливается пара бродяг. Это наш город!!! Без Баку тебе не прожить! Тебе не забыть запах этого моря!

— Ты еще многого не знаешь. Азербайджанские ребята в нашем дворе кричат мне вслед «пидор», «сукин сын», «армянская собака». Оскорбляют на каждом шагу. Хотя до вчерашнего дня мы были друзьями. Вместе играли в футбол, ходили на пляж…

— То, что ты говоришь — ничто по сравнению с тем, что довелось увидеть азербайджанцам в Армении!

Артуш застыл на месте как вкопанный, с широко раскрытыми глазами, будто его ударил ток. От неожиданности он раскрыл рот, за жемчужными зубами показался нежный, розовый язык. Он готов был расплакаться. Придя через некоторое время в себя, он ухватился рукой за лоб.

Заур тоже смутился и растерялся. Бессильно рухнул на скамью.

— Извини, — произнес он, не поднимая головы.

— За что? — сдавленный голос Артуша донесся откуда-то издалека, словно из глубины колодца.

— …

— Может ты и прав.

— Артуш, я…

— Молчи! Не будь двуличным. Ты думал и думаешь именно так. Значит, ты был неискренним, когда встал в классе на мою защиту! Зная, что ваших подвергают мучениям в Армении, ты из-за наших отношений выдал Самеду Фаиковичу совсем другое.

— Я и теперь отвечаю за свои слова. Отец говорит, что…

— Меня не интересует, что говорит твой отец, — перебил его Артуш. — Ты что, сам думать не умеешь? Не видишь, что творится? В Степанакерте, Агдаме пролилась кровь. О чем ты вообще говоришь!

— Да пролилась, — вскочил Заур. И что теперь? Могу повторить свои слова! Что бы ни творилось в Армении и Карабахе, никто здешних армян не тронет. Наш народ на это не способен! В чем же вы виноваты?!

— Ты так наивен? Так слеп? О чем ты? Какой еще народ?

Артуш перешел на крик. Женщины, сидящие на три скамейки справа обернулись на двух ожесточенно спорящих подростков. Мячик одного из детей, играющих в парке, скатился прямо к ногам Заура. На пухленькой смуглой девчушке побежавшей за мячиком было светло-зеленое тонкое пальто и белая вязаная шапочка на голове. Помпончики шапочки смешно раскачивались и делали девочку похожей на зайчонка, только-только учащегося ходить. Заур улыбнулся, склонился и подобрал мяч. Он присел на корточки и ласково спросил у малышки:

— Как тебя зовут, милая?

— Гюльбахар.

— А где мама и папа?

— В-о-о-он там сидят, — показала девочка на молодых родителей, которые сидели на одной из скамеек на другой стороне фонтана.

— Держи свой мячик и смотри не убегай далеко. Ладно? Играй рядом с мамой и папой, — сказал он и, сам не зная, почему, поцеловал ее.

Девочка, получив свой мяч, убежала, а Артуш, все это время с интересом наблюдавший за странными действиями Заура, спросил у того:

— Что? Захотелось попробовать себя в роли отца?

— Прекрати. Просто я люблю детей. Ленин их тоже очень любил.

— Ленин? Какой еще Ленин? — расхохотался Артуш как сумасшедший. — До каких пор ты собираешься носить этот галстук? Ты что, не можешь оставить его дома? Спятил?

— Не твое дело, — сказал обиженно Заур и вновь присел на скамью. Нравится — вот и ношу. Да сядь ты, наконец, не стой над душой!

Артуш не переставая смеяться, присел рядом с Зауром и положил руку на его колено.

— Обиделся? Не имеешь права. Я знаю, какой ты умный, глубокий человек, сердце которого полно любовью. Я даже презираю себя за то, что не могу быть таким добрым, благожелательным, как ты.

— Что за бредни? Ты все это обо мне?

Артуш подмигнул Зауру и указал на другую сторону бассейна:

— Думаешь, я не понял, почему ты так долго болтал с той девочкой?

— Почему же? — спросил заинтригованный Заур.

— Ты начал вести себя как настоящий «папаша», чтобы склока между нами не выходила за рамки приличия, чтобы мы не обижали друг друга.

Заур глубокомысленно посмотрел на своего любовника. Сейчас им обоим хотелось лишь одного — страстно поцеловаться, заняться любовью, подняться на вершину блаженства.