Артуш и Заур - [21]

— Так странно, Артуш…

— Что странно?

— Обстоятельства требуют, чтоб мы были врагами. Правда?

— Наверно, — пожал плечами Артуш.

— Выходит, что если двое мужчин убивают друг друга на войне — это нормально, но если они любят друг друга… то это ни в какие ворота не лезет.

Катастрофа приближалась с чудовищной скоростью.

* * *

Середина декабря 1989 года. Не прошло и месяца со встречи любовников в Губернаторском саду. Занятия в школе близились к концу. До зимних каникул оставалась неделя. Школьные стены впитали в себя холод морозного воздуха на улице. Окна класса покрылись инеем — единственным украшением промерзшего и пропитавшегося смертельным унынием города.

Многое случилось за эти дни. В школу назначили нового директора. Самеда Фаиковича, учителя азербайджанского языка перевели в 134-ю школу. Число армяноненавистников удвоилось. Даже учителя, славившиеся своим интернационализмом и толерантностью, стали нетерпимы к армянам. В городе день ото дня росло число беженцев и вынужденных переселенцев, изгнанных из Армении и Карабаха.

Баку готов был взорваться кровавыми событиями.

Отрывной календарь в классе показывал понедельник, 25 декабря 1989 года. Артуш несколько дней как пропускал занятия. Камран, не дававший ему проходу, и другие патриоты класса праздновали свою маленькую победу. Семья поддержала решение Артуша не посещать уроки. Более того, ему было запрещено выходить на улицу, и он не мог видеться с Зауром. Азербайджанцы, чьи дома в Армении захватили, чьих близких убили, стеклись в Баку и Сумгаит и горели жаждой мести.

13 января 1990 года Заур находился дома, в Ичери шехере, ни о чем, не ведая, читал «Боксера Билли» Эдгара Берроуза, изумляясь стойкости, воле и смелости главного героя. А в это время парни и девушки в черных кожаных куртках, называющие себя Народным Фронтом ломились в дверь квартиры семьи Артуша на улице Видади, 136. Наконец, не выдержав напора шести патриотов, дверь поддалась. Но патриоты не смогли найти то, что искали. Артуш с родителями укрылись у соседей-космополитов, русскоязычных азербайджанцев. Не обнаружив в квартире армян, патриоты принялись крушить все вокруг. Через десять минут в квартиру набилось более двадцати мужчин и женщин, взявшихся неизвестно откуда. Начался настоящий грабеж — телевизор, холодильник, видео, стиральная машина, матрацы, мебель друг за другом покидали родной дом и истинных владельцев. Квартира опустела в мгновение ока. Остались лишь никому не нужные, затоптанные книги. Сотни книг. Морозный ветер, ворвавшийся сквозь разбитые окна, поднял в воздух рваные страницы Достоевского, Гоголя, Шукшина, Майн Рида, Джека Лондона, и закружил их в вальсе. Некоторые из страниц, мерно покружившись в опустевшей и казавшейся от этого огромной комнате, вылетали из окна, прилипали к стенам, столбам, деревьям, к счастливым и взволнованным лицам спешащих домой с ценной добычей в руках, несчастных.

Пятидесятилетний Рустам, укрывший в своей квартире Артуша и его родителей, курил на улице и горестно смотрел на жертв войны, на шустрых незнакомцев десятками выходящих из дому с трофеями в руках. Он бросил бычок под ноги и поднялся к себе.

Мать Артуша Аршалюс беззвучно плакала. Борис пытался ее успокоить:

— Мы в безопасном месте. Не беспокойся. Когда все уляжется, мы спокойно уедем.

— Я знала. Знала, что сумгаитские события повторятся и здесь. Боже, что за ужас!..

Артуш же выглядел достаточно хладнокровным и спокойным. Не слыша утешительных слов Рустама, он смотрел то на отца, то на мать. Вдруг резко перебил Рустама:

— Что случилось в нашей квартире?

— Артуш… Главное то, что…

— Дядя Рустам, что случилось в нашей квартире?

— Они все вынесли. Наверно, там ничего не осталось, — выпалил Рустам.

Услышав это, Аршалюс закричала и стала плакать еще громче. Борис взял жену за руки:

— Успокойся. Сами-то мы живы-здоровы. Мы же взяли деньги и золото.

— А мои марки?

Все обернулись к Артушу. Мать вытерла тыльной стороной ладони слезы на глазах и с изумлением посмотрела на сына. Артуш с одиннадцати лет увлекался филателией. Для него и Заура, помимо занятий любовью, самым желанным времяпрепровождением было собирание марок. Это уже превратилось для них в образ жизни. Он вспомнил о приблизительно четырех дюжинах марок, подаренных ему Зауром, и ему стало еще хуже.

— У тебя будет еще много марок Артуш, — сказала Мехпаре, супруга Рустама.

— Я хочу свои марки.

— Хорошо, пойду посмотрю, не думаю, что они кому-нибудь пригодились, — сказал Рустам. — Куда ты их положил?

— Рустам, ты что с ума сошел? Куда ты? Ты и так не особо им нравишься, — вскочил с места Борис.

— Нашему юному филателисту нужны его марки, — горько усмехнулся Рустам и погладил Артуша по голове. — Если пойду я, ничего страшного не случится. Может даже зауважают, увидев, что я один из них, что тоже хочу что-нибудь вынести.

— Не надо, Рустам, так шутить, — сказал Борис и подошел к сыну. — А ты забудь про эти марки. Этого еще не хватало.

— Хочу свои марки!

В его глазах стояли слезы, полные губы подрагивали. Он готов был расплакаться. Аршалюс, не в силах смотреть на эту картину без страдания, взмолилась: