Артем Гармаш - [109]
Олекса нахмурил брови — и к Артему:
— А какое ты имеешь право?
— Проходи, проходи, — как только мог сдержанно сказал Артем. — Таким тут не подают!
— Гляди, как бы я тебе не подал! — Винтовку он еще на бегу снял с плеча и сейчас держал в руках на изготовку.
Лука Дудка подошел к нему и взялся за ствол винтовки.
— А погодь! Еще сдуру бабахнешь!
— Отвяжись!
— Да чего ты боишься, дурень? Дай, только гляну. — И Лука ловко вырвал винтовку у него из рук. Стал рассматривать ее и сказал с притворным удивлением: — Видали такое! Никак моя!
— Не мели чепухи! — И Олекса попытался вырвать у Луки винтовку, но тот отвел его руку.
— Харитон, будь свидетелем. Разве не говорил я тебе, что тогда, в Полтаве, никак нельзя было с винтовкой выбраться из казармы?
— Как же, говорил!
— Она! Точно! Трехлинейка, образца тысяча восемьсот девяносто первого года. Кавалерийская, облегченная. И бывает же такое: где Полтава, а где Ветровая Балка!
— Отдай! Не валяй дурочку! — побагровел Олекса. В толпе уже поняли балагурство Луки и усмехались, поглядывая то на старого Гмырю, то на его сына. — Я за нее Титаренко десять пудов ржи отдал.
— Десять пудов ржи? — переспросил Лука. — Дешево! А я за нее ведро крови своей отдал. Три ранения перенес. Так чья, выходит? Ну, и кончено! — Он взял винтовку на ремень и кивнул головой Артему: — Тебе куда? Тоже в лавку? Ну, пошли вместе. — Но, отойдя на несколько шагов, остановился и, обернувшись, крикнул: — А рожь свою у Титаренко можешь забрать. Казенное имущество не имел он права продавать. Да еще нашел кому!.. Голова садовая!
Люди стали понемногу расходиться, но несколько душ, из наиболее любопытных, и среди них ребята, возвращавшиеся из школы, остались. Интересно — что же дальше будет? Некоторое время царило молчание, потом Гмыря тяжело вздохнул, покачал головой, глянул на сына и медленно произнес:
— Ох, и болван! «Вольный казак». — Сердито сплюнул. — Кизяк ты, а не казак![2] — Повернулся и пошел во двор.
VIII
Как будто и событие не из важных, а по селу целый день потом только и разговоров было, что о стычке возле ворот Гмыри. И где бы Артему ни приходилось после этого бывать, с кем бы он ни разговаривал, непременно разговор заходил и об этом. Собственно, с этого и начинался. Так было и в лавке. Даже странно: нигде вроде и не задерживались по дороге (пять минут постояли, правда, пока Харитон сбегал в хату набить махоркой кисет), а не успели порог переступить, как кто-то из шумной гурьбы мужчин, толпившихся в лавке, крикнул Луке:
— Так, говоришь, где Полтава, а где Ветровая Балка!
— Ох, и ловко ты его!..
— А главное — дешево. Хвать! — да и все.
У Луки, как видно, пыл уже прошел, и он спокойно ответил:
— Да это я шутя. Придет — отдам.
— Вот и дурак будешь!
— Эге, с Гмырей только свяжись, напасти потом не оберешься, — предостерег Харитон. — За десять пудов ржи он с тебя двадцать сдерет. Да и не рожью, а пшеницей!
— Затвор, правда, не отдам, скажу, что потерял. — Лука тут же, при всех, вынул из винтовки затвор и положил в карман. — Пусть без затвора казакует. Безопаснее! — И, обращаясь ко всем, спросил весело: — Ну, так какая у нас сегодня повестка дня?
— Та же, что и вчера, — ответил Антон Теличка. Он считал себя, как видно, здесь за вожака: самодовольный, развалился на прилавке. — Можешь записываться на прения.
— Нет уж, я вчера попрел немало. Передохнуть нужно. Вместо себя я вам свежего оратора привел. — И Лука пропустил вперед Артема. — Только сегодня из города.
— Артем?! — удивленные и радостные послышались голоса. Здесь были в большинстве его однолетки, недавние, как и он, фронтовики, с которыми не виделся всю войну, а с некоторыми — еще с тех пор, как семь лет назад ушел из села на заработки. Поэтому не удивительно, что сразу обступили, протягивая руки, здоровались.
— Ну-ка, покажись!
— Живой? Целый?
Артем, растроганный такой сердечной встречей, крепко жал руки товарищам.
— Да вроде целый! Ну, а вы тут как? Отвоевались? Пошабашили? — Ему передалось их веселое настроение.
— А до каких же пор!
— Будь она трижды проклята!..
— Да оно так…
— Ну, кажись, со всеми поздоровался.
— А ты? Надолго?
— Сейчас поговорим. — И отошел к прилавку спросить папирос.
— А что же ты со мной не здороваешься? — хмуро сказал Теличка. Теперь он уже не лежал, а сидел на прилавке.
Артем молча глянул на него и не успел ничего ответить, как Антон протянул руку.
— Слона, как говорят, и не приметил? Ну, я не гордый. На, держи и мои пять.
— Оставь свои пять при себе, — сказал Артем.
— Вот как?!
— Вот так, как видишь. А если хочешь знать почему, объясню.
— Хочу!
— Такое правило у меня, Антон, давнее и нерушимое: раклам руки не подаю.
— Что? — Антон упруго спрыгнул с прилавка. Лицо налилось кровью. — Что ты сказал? Это я ракло?
— А о ком же речь? Да разве порядочный человек может так поступить? Ты что вчера дивчине — да еще какой дивчине! — Горпине-бедняге, что ты ей вчера сказал?
— А ты был при том?
— Омелько Хрен врать не будет. Куда ты ее посылал кусок хлеба насущного зарабатывать? В бордель?
— Тю! — засмеялся Антон. — А я уж подумал черт знает что. Уже хотел со всего размаха!..
— Только гляди, не промахнись. А то дорого промах тебе обойдется!
Повесть «Год спокойного солнца» посвящена отважным советским китобоям. В повести «Синее небо» рассказывается о смелом научном эксперименте советских медиков. В книгу вошли также рассказы о наших современниках.
Герои новой повести «Зеленый остров» калужского прозаика Вячеслава Бучарского — молодые рабочие, инженеры, студенты. Автор хорошо знает жизнь современного завода, быт рабочих и служащих, и, наверное, потому ему удается, ничего не упрощая и не сглаживая, рассказать, как в реальных противоречиях складываются и крепнут характеры его героев. Героиня повести Зоя Дягилева, не желая поступаться высокими идеалами, идет на трудный, но безупречный в нравственном отношении выбор пути к счастью.
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».