Артем Гармаш - [107]

Несколько человек с охотой бросились к саням, чтобы подтолкнуть, помочь волам.

— Трогай! — крикнул кто-то.

— А ну, отойди! — хмуро сказал Остап и ожег Мусия взглядом. — Что вы, дядя Мусий, языком мелете! Чего перед людьми меня срамите! Волы сами тронут. Отойдите! — Он разобрал в руках налыгач. — Гей!

Волы дружно взяли с места. И только отъехали несколько шагов, как Савка сердито хлестнул кнутом по своим. Волы рванули, и каток, привязанный гнилым обрывком веревки, съехал назад. Савка остановил волов.

— Я же говорил, по-моему и вышло! Так нет, «езжай», «езжай», «обойдется»! И это еще по ровному! А в гору что будет!

— Привяжи другой веревкой и не растабарывай! — отрезал Гмыря.

— А что это ты, хлопец, везешь? — удивленно спросил Лука, оглядывая деревянный каток, уложенный поперек саней, так, что дышло свисало позади на дорогу.

— Что, что, — сердито бурчал Савка. — Не видишь сам?

— Да, вижу, что каток. А куда? Зачем?

— Укатывать еду. На поле.

— Что укатывать? Снег? — послышалось из толпы.

Кто-то засмеялся. А Мусий обратился к Гмыре:

— Что ж это, Архип, стало быть, хватит хлеборобствовать по-дедовски, начинаем по-научному?

— Стало быть, — неохотно процедил немного смущенный Гмыря. Хотя он и был доволен тем, что привлек внимание односельчан к катку (будут свидетели, если понадобится), но смех и иронические взгляды крестьян обеспокоили его: как бы не разгадали его хитрости. Поэтому пересилил себя и, чтобы обосновать свои «агрономические» мероприятия, добавил, обращаясь к Мусию: — И нечего, Мусий, над наукой насмехаться! Вот и в газете «Рілля»[1] агрономы очень советуют снег на поле задерживать. Всякие способы указывают. И об укатывании пишут там.

— Не знаю, что пишут в той «Ріллі», — сказал Мусий. — Газет не читаю, потому как неграмотный. Ну, а послушать книжку разумную всегда любил. И научную, и так, если поучительная какая. Вот и припомнилось мне, как учитель Макар Иванович как-то в воскресенье начитывал мужикам одну. Это еще до войны дело было, а вишь, не забылось. Очень для нашего брата, мужика, поучительная притча. Даром что сочинил ее граф — писатель Лев Толстой. А особенно для таких, как ты, Архип, поучительная. Вот послушай!

— Некогда мне твои басни слушать. — И, будто только теперь вспомнив о Савке, Гмыря напустился на него: — Долго ты еще будешь там копаться?!

— Видите — не сижу, увязываю.

— Ну-ну, дядя Мусий, — крикнул кто-то из толпы. — Рассказывайте, чему там граф мужика учит.

Мусий обвел взглядом толпу и, как опытный рассказчик, сразу увидел, что его готовы слушать. И начал:

— Жил в одном селе зажиточный мужик, дело было еще до революции, можно даже сказать — богатей. Вот вроде тебя, Архип.

— Да отвяжись ты! Я тут при чем?

— Да так, к примеру… Все у него есть: земля, скотина, деньги водятся. Ну, а ежели деньги завелись, нету тогда спокойной жизни человеку: жадность дышать не дает. Все ему мало, все ему — кабы еще земельки прикупить. А негде, безземелье страшное. И вот прослышал он, что где-то в Сибири — не скажу, у калмыков или у башкир — можно земли купить, и недорого будто. Взял кошель с деньгами — и туда. Добрался. И верно, продают. «Ну, а цена ж какая?» — спрашивает калмыков. «Тысяча рублей за день».

— Как это «за день»? — удивился один из слушателей.

— Да вот так же и наш богатей не уразумел сразу и спрашивает: «Как это «за день»?» — «А так: клади в шапку деньги и меряй себе. Сколько земли обойдешь за день, до захода солнца, вся твоя будет. Составим купчую».

— Ты скажи! — не утерпел кто-то. — И привалит же человеку такое счастье!

— А ты не спеши.

— Подожди-ка, Мусий, — остановил Харитон. — Ведь ты так и не сказал, когда дело было — зимой или летом?

— А тебе не все равно?

— Чудак-человек. Да разве можно летний день приравнять к зимнему! И одно дело — в сапогах, а другое — босиком.

Мусий глянул на Харитона, покачал головой и плюнул.

— А будь ты неладен, Харитон! Что же ты класс наш бедняцкий позоришь! Я про Архипа, а ты и себя к нему в пристяжные.

Вокруг засмеялись. А Харитон смущенно оправдывался:

— Да я разве что? А ежели б и тебе!

— А ну, не перебивайте! Сказывай дальше, Мусий, свою притчу.

— Ну, так вот, наш богатей и пустился мерить ногами. До завтрака верст пятнадцать отмахал.

— Ого!

— Да. Это — отмерил!

— Подмывало и дальше — нет, переборол соблазн. Поставил вешку и повернул, чтобы поперек еще отмерить. В обеденную пору и тут поставил вешку, поел на ходу и назад подался. Да не рассчитал. А условие такое: до захода солнца не вернется в кибитку, где в шапке деньги, нарушил договор, — значит, и деньги пропали. Уж и солнце садится, а ему к кишлаку еще идти да идти. Бросился тогда бежать. Уж что есть духу бежит…

— Ну и что ж, успел-таки? — не вытерпел кто-то в толпе.

Мусий молча оглядел всех, пожал плечами и, сам удивленный, признался:

— А вот, ей-богу, и не припомню, как оно там у Льва Толстого — успел или не успел.

В толпе засмеялись. А Харитон даже возмутился:

— Тоже мне рассказчик! Самое главное забыл!

Мусий не растерялся:

— И вовсе не это самое главное. Успел иль не успел — какая разница! Потому как, добежав, сразу же свалился — и дух из него вон. Отмерили калмыки три аршина ему, да и схоронили жаднюгу. Так-то, Архип, в жизни бывает.