Улица, называемая Прямой, была достойна своего названия. Эта длинная улица делила самую старую часть города надвое. В восточном конце улицы христианская зона уходила к северу, а еврейская — к югу. Люди, которых Викки встречала здесь, совсем не отличались от жителей чисто мусульманских кварталов, как можно было ожидать. Они были арабы, как и их соседи, и лишь случайно встретившиеся греческий православный или католический священник со своими головными уборами, напоминающими печные трубы, и довольно мрачными одеяниями свидетельствовали о том, что держится еще старая вера, как и во времена, когда святой Иоанн Дамаскин имел здесь приход много веков назад.
Наконец Адам остановился возле резной деревянной двери, открывавшейся прямо на улицу. Дверь была обита медными звездочками и выкрашена в зеленый цвет, хотя он считался у мусульман священным и потому не часто использовался домовладельцами-христианами. Адам энергично постучал.
— Когда-то здесь жили евреи, — объяснил он, пока они ждали. — Внутри дом еще хранит следы прошлого. А дверь, посмотрите, современная.
Заслонку позади решетки в двери отодвинули, и Викки увидела строгое лицо, молча смотревшее на них.
— Хозяина ждут с минуты на минуту, — произнес мужской голос на ломанном французском.
Адам толкнулся в дверь:
— Открывай! Мы подождем хозяина внутри.
Старик слуга пожал плечами и с неохотой открыл дверь. Петли протестующе скрипнули под весом тяжелой двери, и Викки нервно переступила через порог, улыбнувшись слуге.
— Пройдите в йван, — предложил старик. — Можете подождать там.
Он провел их через первый дворик, где по стенам в обрамлении пурпурных листьев вилась бугенвиллея, отражаясь в воде великолепного фонтана, непрестанно журчащего в середине мраморного пола. Второй дворик был больше и выстроен вокруг дома в старом арабском стиле. Гаремлик, так называлось это место, где семья жила и собиралась вместе, был богато украшен камнем. Салемлик, где хозяин дома мог встречаться с друзьями отдельно от женщин, был меньше и проще, и Викки поняла, почему мужчины предпочитают встречаться в многочисленных кофейнях, имевшихся в их распоряжении в городе. Йван, официальная приемная, огибал южную сторону внутреннего дворика, как бы охраняя тайны величественного прошлого и отказываясь разделять их со всякими незнакомцами.
Викки уселась на один из неудобных, причудливо украшенных деревянных стульев и огляделась. Окна во двор были полностью закрыты цветущими растениями. Здесь были и бугенвиллеи, и вербена, и олеандры, и жасмин, и даже сладко пахнущие розы, хотя на вид несколько иные, чем те, что Викки привыкла видеть в Англии.
— Прекрасный дом, — сказала она наконец.
Адам выглядел весьма довольным собою. В своей арабской одежде он казался Викки еще более иностранцем.
— Вам и семья понравится, — заверил он.
Им не пришлось ждать долго. Викки ломала голову в поисках безопасной темы для беседы, когда в комнату вошел низенький, представительный человек. Улыбка у него на лице была почти столь же широкой, как и он сам.
— Друг мой, здравствуйте, — обратился он к Адаму. — Вы пришли в мой дом, а я заставил вас ждать. Как это могло случиться?
Они обменялись учтивыми приветствиями.
— Георгиос, почту за честь спросить о вашем семействе, — продолжал Адам, улыбаясь и глядя с любовью на маленького человека. — Возможно, следовало бы спросить и Умм-Яхью.
Но Георгиос отмахнулся от этой мысли маленькой пухлой рукой.
— Как это может быть? Чтобы женщина смогла ответить, как я могу вам служить?!
Адам сконфузился.
— Но речь идет о женщине, — удалось ему прервать поток комплиментов, льющийся из уст его друга.
— О женщине? — Эпикурейский смех разнесся по комнате. — Мой дорогой Адам, вы должны сказать мне, кто она!
Адам подтолкнул Викки вперед, и она, с трудом сдерживая улыбку, протянула хозяину дома руку. Коротышка уставился на нее круглыми от удивления глазами.
— Но, Адам… — начал он. — Вот это женщина! Подождите, я позову Умм-Яхью…
— Георгиос! — сказал Адам твердо. — Это мисс Тремэйн. Она приехала сюда из Лондона… работать!
Лицо араба вытянулось, а края рта опустились, словно он собрался расплакаться. Его настроение явно упало.
— Теперь я понимаю, почему вы здесь, — проговорил он уныло. Адам кивнул. — Но такая прелестная женщина… — не мог успокоиться Георгиос. Он тяжело вздохнул. — Ну, да неважно. Умм-Яхья будет рада принять ее у нас. Она недавно говорила, что ей скучно. Я ее сейчас позову!
Георгиос подбежал к двери, похлопывая руками. Послышался какой-то шум, и в комнату вошла высокая, патрицианского вида дама с ниспадающими черными волосами и прекрасными серыми глазами. Она грациозно поклонилась Адаму, потом Викки, но не сказала ничего.
— Это мисс Тремэйн… — начал Георгиос. Он умолк, почесав затылок. — А это моя жена, Умм-Яхья. Как бы это сказать? Мать Яхьи!
Викки была сбита с толку и почувствовала облегчение, когда высокая женщина ей улыбнулась.
— Такой здесь обычай, — объяснила она приятным, низким голосом. — Яхья — мой старший сын. Я почти забыла собственное имя, так давно меня им не называли.
Адам быстро пересек комнату.
— Так я могу оставить ее у вас? — спросил он решительно. — Разумеется, фирма оплатит все расходы.
