Армия жизни - [24]

Шрифт
Интервал

Некоторое время ему пытались отвечать «по-хорошему», мирно объясняли, с улыбкой, что курсантам нужна вакса для сапог, много ваксы, а в смету она не заложена. И на билеты в театр денег не дают. И одну-другую делегацию надо принять прилично. Да мало ли что? Однако по его расчетам выходило, что ваксой, билетами и минеральной водой можно просто завалить училище на такие огромные деньги. Куда-то они еще уплывают, думал он. И все искал течь в трюмах своей мореходки…

Вот тут руководство училища и догадалось окончательно, что этот парень будет «выступать». И что время смешков и намеков прошло. Не обкатали его морские волны, не сгладили углы и зазубрины, не научился он помалкивать, когда «надо», не усвоил правила их игры. За это его полагалось щелкнуть по носу.

Тут я позволю себе замедлить темп рассказа. И прояснить расстановку сил. На фотографии тех лет я видел Николая стоящим на трибуне комсомольского собрания. Он что-то говорил, подняв вверх руку. И тысяча курсантов внимала ему. Хорошая фотография. Впечатляющая для постороннего: вот лидер молодых моряков, их вожак, комсорг. Но для своего руководства (или его части) он был как бы пылинкой на рукаве, которую можно смахнуть. Винтиком, который можно заменить новым. Мелочью, которая вдруг начинает путаться под ногами.

Механика щелчков по носу отработана давно. Немного уговоров, ухмылка, потом сразу насупленные брови — и крутые меры. Кто-то устно, но твердо (имя это так и осталось в тайне) приказал активу училища обсудить моральный облик Розо-вайкина за то, что тот развелся с женой, и примерно наказать его. Николая обсудили, но, выслушав его объяснения, наказывать не сочли возможным. Это был пробный шар, который прошел мимо цели. Тогда, без ведома комсомольцев, Розовайкин был освобожден от обязанностей секретаря комсомольской организации училища — и исключен из комсомола. За что? Ну, конечно, за развод. Только за развод.

Вот тут уже серьезно столкнулись два взгляда на жизнь, две морали. Чистый порыв нашего героя и многоопытная уверенность в том, что напуганный парень тихо уберется с дороги и проклянет день и час, когда осмелился «искать правду».

Я не называю по именам всех участников развернувшейся вскоре травли Розовайкина, потому что не могу определить степень участия каждого. Один ведь просто промолчал — и все! Разве он знал, что из этого выйдет? Другой просто позвонил кому-то по просьбе кого-то — и все! Третий, подписывая явно сомнительный документ, пожал плечами в удивлении: надо же, кому-то досадил парень, гореть ему теперь синим пламенем. Всего одна подпись — такой пустяк! Может быть, они и не отдавали себе отчета в том, что фактически сцепились под руки с другими участниками «мертвой стенки», о которую предстояло расшибиться юноше, начинающему житье… Всего один звонок — пустяк… А стенка-то уже образовалась из молчков, звонков, вздохов и мелких бумажек. Такова была одна сторона.

А с другой — упрямый парень, который уже понимал, что не в игрушки играет. Знал, что такое руководители знаменитой мореходки для морского города, что самая маленькая просьба их по инстанциям звучит не как просьба, а как совет, рекомендация, почти приказ. Знал все это, но отказывался верить, что неправда так сильна и может победить.

Не два человека столкнулись, две морали.

Еще совсем недавно Николаю вручали грамоты и писали об этом в газете, еще только-только ему жали руку руководители комитетов комсомола района и области, еще недавно его ладную фигуру видели на пленумах и активах. И вдруг — все. Его исключили из партии и из комсомола. Он остался без работы — той работы с курсантами, которую успел полюбить и которой его лишили вопреки желанию комсомольцев. Попросился снова в док: ведь он судовой механик, он специалист высокого класса! Ему предложили лишь одну должность — мастером… в деревообрабатывающий цех. Да еще обиделись, когда отказался.

Комсорг — с энергично поднятой рукой, в аккуратно выглаженной форменке, готовый всегда, по первому зову, поднять своих ребят, будь то митинг, будь то субботник — вдруг трансформировался в какого-то склочника, рвущего на груди тельняшку.

А такой уже был никому не нужен.

Тут же после освобождения от занимаемой должности Николай стал не просить, а жаловаться. И жаловаться не устно — письменно. И не куда-нибудь — в Москву.

Пытаюсь представить себе изумление и досаду на лице того многоопытного человека, которому была доверена судьба его писем. «Этот мальчишка мутит воду», — думал он. Снимал трубку, чтобы выяснить, в чем там дело. А ему отвечали на том же языке, полуправдой, что, мол, «завелся» бывший курсант из-за каких-то неоприходованных денег. Представляю, как снисходительно они отмахивались от «упорного дурачка» и тут же переходили на более приятные темы. А что с парнем делать? Да припугнуть его похлеще — это было ясно. Думали, он «умнее», с полуслова поймет свое место винтика, пылинки. Оказалось, слабоват щелчок.

Тогда в газете «Водный транспорт» появляются подряд два фельетона против «кляузника и клеветника» Розовайкина. Один из авторов даже в глаза не видел героя. Получил материал в Одессе и состряпал произведение, как говорится, не отходя от кассы.


Еще от автора Юрий Петрович Щекочихин
Рабы ГБ. XX век. Религия предательства

XX век превратил миллионы и миллионы неплохих, в сущности, людей в предателей. Сначала объявив предательство доблестью, потом — государственной необходимостью, потом — возведя его в систему, потом — сделав эту систему настолько же естественной, насколько естественны человеческие потребности. Научно — технический прогресс — любимое детище нашего столетия — поставил производство иуд на конвейер. Так было не только в России… "Рабы ГБ" — попытка художественного анализа исповедей людей, подвергшихся одному из самых страшных экспериментов века.


Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов

Чечня… Земля, о которой хотели бы забыть. Война, которая не кончается. Репортажи оттуда, из самого пекла, собраны в этой книге. Юрий Щекочихин — журналист, писатель, политик — пристально вглядывается в судьбы молодых россиян, одетых в камуфляж: за что они воюют? кто послал их под пули и во имя чего? кто столкнул в этом жестоком конфликте людей одной страны? Он старается привлечь внимание общества к вопросам войны и мира, к ответственности за то, что происходит там, в горячих точках.Юрий Щекочихин — человек без оружия, но калибром своей незаурядной личности он заметно влияет на ход событий в стране.


Рекомендуем почитать
Единственная и неповторимая

Гилад Ацмон, саксофонист и автор пламенных политических статей, радикальный современный философ и писатель, родился и вырос в Израиле, живет и работает в Лондоне. Себя называет палестинцем, говорящим на иврите. Любимое занятие — разоблачать мифы современности. В настоящем романе-гротеске речь идет о якобы неуязвимой израильской разведке и неизбывном желании израильтян чувствовать себя преследуемыми жертвами. Ацмон делает с мифом о Мосаде то, что Пелевин сделал с советской космонавтикой в повести «Омон Ра», а карикатуры на деятелей израильской истории — от Давида Бен Гуриона до Ариэля Шарона — могут составить достойную конкуренцию графу Хрущеву и Сталину из «Голубого сала» Владимира Сорокина.


Эротический потенциал моей жены

Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.


Медсестра

Николай Степанченко.


Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Бузиненыш

Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.