Армия жизни - [26]

После освобождения Николай пришел в Черноморское морское пароходство, и ему, специалисту высокого класса, проработавшему после окончания училища за рубежом, нашли работу…

Вскоре Николая Розовайкина можно было встретить на территории Одесского порта. Какой-нибудь любознательный турист, вдруг сошедший с гранитных набережных в пыльные, скрипящие разными голосами, пропитанные терпкими запахами недра порта, мог бы, увидев ладного парня с матросской выправкой и метлой в руках, поразмышлять о превратностях судьбы: что ж, кому-то стоять на мостике, кому-то орудовать метлой, одним словом, жизнь — и так далее.

Но для своих этот парень был обыкновенным уборщиком причалов, и даже те, кто подозревал о чем-то необычном, вопросами не донимали: метет — и метет. Иногда, правда, его встречали бывшие однокурсники по мореходке, и, наблюдая, как проходит его жизнь, и, боясь обидеть рассказами о том, как проходит их жизнь, перекидывались ничего не значащими словами. Тем из них, кто пытался шутить: «Что, отличник? Таблицу умножения доучиваешь, чтобы правду найти?» — он отвечал жестко и коротко: «Правда — есть! Увидишь!»

И продолжал мести причалы.

Он захотел восстановиться на четвертом курсе института, где прервал обучение не по своей вине. Ему было отказано. «У нас нет, — сказали ему, — факультета для уборщиков причала».

Вряд ли нашелся человек в Одессе, который осмелился бы предсказать подобную судьбу члену Одесского областного комитета комсомола, секретарю комсомольской организации знаменитого мореходного училища загранплавания, выпускнику этого же училища, окончившему его с красным дипломом, студенту вечернего отделения Института инженеров морского флота, молодому коммунисту и просто молодому человеку.

Жизнь — то же море (вспомним этот образ, раз уж мы в Одессе). Так же налетают волны, гремят шторма, наступает спокойное время штилей. И точно так же, как в жизни, кому-то первым принимать на себя удары шторма, подставлять себя под разные напасти и трудности.

Но не слишком ли большую волну, в самом-то деле, поднял этот парень? Из-за чего? Банк, что ли, ограбил? Человека убил? Взятку дал миллионную?

И чего он добился? Едет жаловаться — возвращают в Одессу под конвоем. Пишет пронзительные письма в прокуратуру — двадцать месяцев содержат под стражей. Радостный выходит из зала суда, а следователь в течение шести недель не отдает ему паспорт: «Зачем тебе устраиваться на работу, все равно посадим!» Добивается судебной реабилитации, а ему суют метлу в руки.

Вот так, в один абзац уместились испытания, которым подвергла Николая Розовайкина судьба, а они заняли пять — вдумайтесь! — пять лет его жизни. Пять самых прекрасных лет в жизни человека, с 23 до 28, когда уже наступает время зрелого выбора, но еще не закончилась пора романтических парений юности.

Стоит ли любая наша житейская справедливость таких человеческих испытаний? Стоит ли после этого радостно вздыхать: «Да, есть правда!»

Эти риторические вопросы перед Николаем не стояли, потому что себя лично он не жалел и жалеть не хотел. Он думал о будущем, то есть о торжестве правды.

Да, он вызвал большую волну, и шторм едва не захлестнул его. Но он-то знал, что справедливость не делится на большую и маленькую: мол, за одну необходимо бороться, спасать ее, как спасают человека, гибнущего в море, а с другой можно обращаться по-свойски. И оказался прав, потому что так думал не он один.

Десятки людей встали на защиту Николая Розовайкина, сотни писем пришли в партийные, советские руководящие органы, в редакцию «Литературной газеты», в Прокуратуру СССР.

В дело вмешался и Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Виновные были строго наказаны, Розовайкина восстановили в партии и в комсомоле.

Сейчас он вновь работает судовым механиком, закончил институт, новая формулировка появилась в решении о прекращении против него уголовного дела: не «за недоказанностью», а «за отсутствием состава преступления».

Справедливость восторжествовала, несмотря на то, что в течение полугода телефоны звонили не только в служебных кабинетах, но и дома у автора и у руководителей «Литгазеты». Нам старались доказать, что это мелкий, частный, не заслуживающий общественного мнения факт из жизни одного молодого, чересчур горячего человека, который совершенно случайно оказался в центре событий.

Но, видимо, это и есть главное свойство честного, порядочного человека — оказываться в центре событий.

Время многое расставило по местам. И согнало с насиженных мест тех, для кого справедливость была пустым словом, лишь угрожающим их благополучию. Николай Розовай-кин был для них странным, непонятным человеком, даже ненормальным. Кто же для них «нормален»? Да и какими хотели бы они видеть сегодняшних молодых? Циниками, не верящими ни во что, считающими, что для карьеры все средства хороши? Приспособленцами? Теми, что ли, кто тогда был уверен, что, живи Розовайкин иначе, все было бы у него в «полном порядке»?

Николай Розовайкин победил, потому что оказался непоколебимо честен.

Он победил именно потому, что без колебаний подставил свою судьбу под штормовой натиск. Он победил потому, что знал твердо: справедливость торжествует не только в кино, но и в жизни, истина только тогда становится истиной, когда ее доказываешь, даже рискуя собственной судьбой. За правду, наконец, нужно бороться в открытую, иначе мы потеряем ее во множестве допустимых отклонений, которые в сумме создают отклонения недопустимые.