Арминэ - [43]
Низко пригнув к земле голову, баран пронесся мимо, чуть не сбив меня и колхозного чабана с ног. А за ним — перепуганные овцы, наседая друг на друга. И через минуту все небольшое овечье стадо, подняв за собой пыль, направилось вниз по горе за своим вожаком.
— Вай, ребенок! Вай, ребенок! — только и повторяла, хлопая по коленям, Мец-майрик.
Колхозный чабан вместе с двумя другими колхозниками бросились вдогонку вожаку. Они догнали его (баран есть баран, и его нетрудно догнать), схватили за рога. Потом сняли с его спины бледного, дрожащего от страха Грантика. Какое сняли! Силой отцепили от барана, потому что перепуганный брат почему-то продолжал судорожно цепляться за длинную шерсть.
— Вот, майрик-джан, твой внук. Целый и невредимый, — сказал колхозный чабан, держа за руку Грантика.
— Долгой жизни тебе, Григор! — ответила Мец-майрик, схватив в объятия внука.
Обида
В то утро я стоял под тенью тутового дерева и мелко крошил вымоченный черствый хлеб перед белой несушкой и ее одиннадцатью пушистыми цыплятами, как вдруг открывается калитка и во двор влетает мой младший брат Грантик.
— Геворг, скорее, идем с нами! — крикнул он.
— Куда?
— На почту. Да ты давай быстрее, а то нани будет сердиться — она там, на улице, ждет нас!
Нани — вам уже из моих рассказов известно — была очень строга, ничего не спускала Грантику, и он ее изрядно побаивался, чего не скажешь про Мец-майрик, нашу бабушку по материнской линии, которую мы оба любили очень.
— Не хочу, — ответил я, равнодушно продолжая кормить цыплят. — Чего я на почте не видал. И потом, Мец-майрик велела мне не уходить со двора.
— Вай, неужели ты не догадываешься! — нетерпеливо топнув ногой, воскликнул Грантик. — Мы же за посылкой идем! Папа прислал.
— Да ну?! — мгновенно заинтересовался я, потому что посылка из города означала для нас конфеты, пряники, сахар, а может быть, и игрушки, хотя в то время, несмотря на то что шел уже последний год войны, с игрушками, как и со всем остальным, было все еще очень плохо.
— Вот тебе и «да ну»! Пошли скорей.
Мы выскочили за калитку. Нани стояла у ограды под ореховым деревом и вязала пестрый шерстяной носок, спицы так и мелькали у нее в руках.
— Что вы там уснули, что ли? — сердито проворчала она. — Скоро почту закроют на перерыв.
Тени деревьев действительно стали короче, да и жара как будто немного усилилась. Ничего не ответив, мы поспешили за ней.
Впереди, развевая полы своего зеленого архалука, не переставая вязать носок, шагала нани, за ней — я, а в двух шагах за мной спешил Грантик.
Менее чем за десять минут мы дошли до почты. Нани, не сбавляя шага, с вязанием в руках вошла в открытую дверь. За старым исцарапанным прилавком сидела Ашхен. Она тут одна справлялась со всеми работами: упаковывала, принимала и выдавала посылки, сортировала письма, отправляла и принимала телеграммы.
— Тетушка Сона, — сказала Ашхен, как только увидела входящую нани, — свет твоим глазам! От сына тебе посылка. Заполни это и получай. — И она протянула нани какую-то бумажку.
— Как это — заполни? Разве ты не знаешь, что меня никто никогда не учил писать и читать? — Нани сердито уставилась на нее.
— Вай, прости, тетушка Сона. Запамятовала. — Ашхен обратилась к нам с Грантиком: — Мальчики, сумеете заполнить по-русски извещение к посылке и подписаться за бабушку?
— Вай, о чем ты говоришь, Ашхен! — ответила с гордостью за нас с Грантиком нани. — Сумеют ли они? Да они перечитали книги всех русских писателей: Пышкина, сказки Крилова…
— Нани! Сколько раз тебе повторять: не Пышкин, а Пушкин и не сказки Крилова, а басни Крылова, — прервал я ее с досадой.
— Ну хорошо-хорошо, пусть будет Пушкин. Откуда мне знать?
Назад мы возвращались в том же порядке: впереди шла, нет, не шла — неслась нани с посылкой на плече, словно это был кувшин с водой, за ней быстрым шагом — я, а за мной весело, вприпрыжку — Грантик. Всем троим не терпелось узнать, что прислал в посылке отец.
— Геворг, Грантик, несите сюда молоток и плоскогубцы, — скомандовала нани, как только мы вошли в дом. Она поставила ящик на стол, а мы побежали в сарай за инструментами.
Нани, не теряя времени, принялась за дело. Грантик стал справа от нее, а я — слева. Затаив дыхание и вытянув шеи, мы неотрывно следили за ее торопливыми движениями.
Нани освободила ящик от бечевок, а затем ловко, по-мужски вынув все гвозди плоскогубцами, открыла посылку. И тут нашему восхищенному взгляду открылись кулечки, пакетики, свертки.
Нани извлекла из ящика какой-то кулек и заглянула внутрь.
— Тут конфеты, — сказала она. — На, Геворг, попробуй, а это тебе, Грантик.
Это были не бог весть какие конфеты: леденцовые, в дешевых обертках, но мы с наслаждением принялись их есть, чувствуя во рту приятный кисловатый холодок от них.
Потом нани достала еще один пакет: в нем оказались пряники. Затем пакет с рисом, два куска коричневого, почти черного мыла, несколько кусков сахару. Пряники, так же как и конфеты, вызвали у нас бурный восторг. Мы скакали от радости как сумасшедшие.
— А это что? — проговорила вдруг нани, достав со дна ящика какую-то картонную коробку.
— А это, наверное, печенье, печенье! — запрыгали мы, словно обезьяны, вокруг стола.
