Арктический экзамен - [110]

Показались крыши поселка. Высокая труба, чернея над белым простором, выбрасывала в небо оглушающе — темный антрацитовый дым. Остроугольная скала мыса, далеко выпирая в море, пестрела проплешинами и обмылками застаревшего снега.

— Дошли! — промолвил Пятница.

«Ну, дела!» — весело подумал Виктор, посматривая на парней. В отворотах полушубков Бузенкова, Милована, Заплаткина, деда — сияли клинышки тельняшек…

— Дошли, Валентин Григорьевич! — кок стиснул за локоть Глушакова и, не дав ему опомниться, повернулся к Бузенкову: — Все еще обижаешься на московское радио?

С «Буслаева» пустили ракету. Описав дугу, не догорев, она шлепнулась в отдалении на льдину, разбрызгивая яркие осколки.

«Вот так и наше плавание!» — вздохнув, подумал Сапунов.

Ледокол еще тянул «Северянку» на коротком буксире, пробиваясь к большой полынье, темнеющей за острым мысом. Там обрисовывались громоздкие надстройки транспорта, стоящего на рейде, под разгрузкой. Сновала с берега самоходка. Игрушечный рейдовый катерок нахально лез на льдину, загородившую ему дорогу.

Дошли.

10

От радуги красок, от блеска и восторга первых минут прибытия, прочно утвердились только два цвета — белый и черный. Белые конуса дальних сопок, напоминающие египетские пирамиды, будто сдвинутые кучно огромным бульдозером, и черная дорога вдоль близкого берега, по которой хлопотливо бегут и бегут в поселок машины.

Сам поселок, чернея кубиками строений, стоит и молчит неколебимо.

Духовой оркестр, «районные адмиралы» и прочие почести, о которых говорили в пути, конечно же голубой треп. И все это понимали! И говорили о том с иронией. Но…

«Северянка», кажется, уже прочно обосновалась на рейде. «Буслаев» и «Решительный» отшвартовались с левого борта, и палубная команда вскоре ушла в гости к своим, к морякам. Обслуга «Северянки» осталась одна на притихшем судне и уныло, не зная чем заняться — все валится из рук, слоняется из угла в угол.

Ночью нагнало с моря льда, и якорная цепь скрипела и жаловалась голосом лешего, загнанного в холодный трюм. Утром же, рискуя топкой обшивкой, пробился с берега нахальный рейдовый катерок. Он героически обошел суда, забрал на «Северянке» Борисова и Глушакова, вновь протолкался к пристани.

Вернулись начальник и дед после полудня, не застав районного начальства на месте, зато на палубу стремительно взлетел фотокорреспондент по фамилии Шульман. С аппаратами и аккуратной бородкой.

Борисов увел Шульмана в свою каюту, и лишь потом, после полуторачасовой беседы, аккуратная бородка фотокорреспондента опять возникла на палубе и увесистый, похожий на ротный миномет, объектив нацелился на Пятницу. Ваня привычно почесал затылок и, усмехаясь, попросил:

— Карточку пришлите.

Борисов не отпускал гостя ни на шаг, прошел с ним в турбинное отделение станции, к дизелям, позировал у главного распределительного щита, в рубке, на палубе… И когда минометная труба стала искать новую мишень, начальник предостерег:

— Я полагаю, достаточно.

Об этом рассказывал потом Виктору Пятница, краем глаза наблюдавший и за гостем, и за начальником, пока они вновь не уединились в каюте Борисова.

— Уработались, проголодались, небось! — кивнул Виктор, поднимая трубку телефона кают — компании. — Ты иди, Ваня, а я приму гостя, как положено на корабле…

За трапезой Шульман сыпал одесскими анекдотами, и начальник вдруг засмущался, передернул плечами, глянул в сторону кока.

— Ха — ха: — произнес кок из амбразуры, на что маленький фотокор бросил беглый взгляд и спокойно прикончил глазунью. Держался он уверенно. Так же уверенно и лихо спустился он по трапу в ялик, который перенесли на руках на свободный ото льда борт и вручную спустили на воду.

— Может, успею еще со снимками в номер! — торопился Шульман, и матрос, вызвавшийся идти к берегу, оттолкнулся веслом от льдины, прилепившейся ночью к станции.

На другой день к вечеру Бузенков носился с газетой. Привезли ее с берега начальник и дед, опять устроившие хождение по береговым инстанциям.

— Я окончательно разуверился в правдивости прессы и прочей журналистики! — кипел Гена и тыкал пальцем в заметку. Заверстанную рядом с передовицей, перепечатанной из «Правды», заметку выучили почти наизусть. Сообщала она о приходе «Северянки» в поселок, расписывала качества станции, обозвала ее «дизель — генераторной», но о дальнейшей судьбе промолчала.

— Будет дизель — генераторной! Пусть хоть на старое ведро там переделают, какая теперь разница? Дошли! — посматривал Пятница на свой, подпорченный ретушью, портрет. — Хай назовут хоть горшком, лишь бы на место поставили к берегу. Верно я толкую? А, студент?

— Так ведь это ж несправедливо и обидно: дизель — генераторная! — горевал Бузенков.

Гена все еще неисправим.

— У нас в колхозе после войны ЗИС был, на чурочках ездил, газогенераторным назывался, а работал — дай бог каждой машине! — потешался Пятница.

— В колхозе… На чурочках! — мотал головой Гена.

— Заметка редакционная, без подписи, Гена, — заметил Виктор. — Шульман ни при чем.

— А чего бы ему три часа околачиваться у нас? Наснимал вон, полюбуйтесь: Вова Крант… «Хорошо зарекомендовал себя во время перегона турбинист Владимир Лапузин…» Как это все понимать? Зарекомендовал! Ну ладно, порошок — порошком. Простили. Но я ему еще в Салехарде напомнил, чтоб хоть турбины время от времени прокручивал, кончишь, мол, подшипники! Он и ухом не повел. Зарекомендовал… А начальник наш тоже, глядите, орел! Взгляд устремлен в будущее, прямо ударник комтруда!..