Аркадия - [67]
О пощадите хоть меня, на волю выпустив!»[365]
Суммонций
Пусть скот в лесах шатается от голода,
Пусть лист на ветках, на земле трава увянет —
Вовек неумолимо небо гордое.
Барциний
Представь, как лебеди и совы рядом кружат,
Когда он к жаворонку в небесах воскликнет,
А тот ему откликнется, рыдая;
Когда он на рассвете восклицает:
«Зачем спешишь с восходом, солнце злое?
Что́ мне твой свет, коль нет ее со мною?
Вернись назад, чтоб мог пасти, как прежде,
Я средь лесов стада́. Зачем терзаюсь я?
Иль чтоб хулить тебя все с горшим гневом?
Пусть ты и гонишь ночь своим приходом,
Но не хочу, чтоб яркий луч сушил мне
Глаза, ко тьме привычные и плачу.
Куда ни гляну, небо почернело:
Коль мое солнце свет иному дарит миру,
Мне выходить из тьмы не подобает!
Как бык, в тени жующий, почивает,
Я был когда-то; ныне – вон отброшен,
Как та лоза, которой негде виться.
То, говоря с собой и воздыхая,
Я слышу, лира шепчется печально:
„Впредь лавром, Мелисей, не увенчаюсь я“.
То вижу, как дрозды с вьюрками вьются
Над соловьем моим, что кличет щебетом:
„О, плачьте вы со мною, мирты с лозами!“
То слышу, ворон каркает с утеса:
„Покрыть хватило б этих слез пучиною
Капрею, Искью, Атеней, Мисен и Про́чиду!“[366]
У твоей груди выросшая горлинка
С сухой ольхи взывает, о Филлида
(А на зеленой век уж не гнездиться ей):
„Холодный ветер оголяет горы;
Пришла пора снегов и бурь, коровушки!
Где вам теперь найти ограду с кровом?“
Кто, слыша это, не вздохнет с печалью?
Мне кажется, быки мычат с укором:
„Твои стенанья небо помрачают“».
Суммонций
Как правы те, что силы не жалея,
Стремятся видеть Мелисея, ибо песнь его
Возжечь любовью может даже камни!
Барциний
А знаешь, этот бук, под чьей мы сенью,
Не раз такими сотрясался вздохами,
Как будто движутся меха кузнечные.
О Мелисей, и день и ночь тебе внимаю;
Столь утвердились твои трели и напевы
В моей груди, что и в тиши я слышу их.
Суммонций
Ах, если так, пиши за ним, Барциний,
Чтоб мы, читая все зарубки эти,
Сличали дерева́ по горьким жалобам.
Пиши, чтоб ветер утешал нас шелестом,
Чтоб вдаль летели каждый стих и слово,
Чтоб звон стоял до Портиков с Ресиною[367].
Барциний
Я видел, нес он ветку лавра со словами:
«Лавр, обнимись с прекрасною могилой,
Пока тружусь над зеленью простою.
Не хочет небо, чтобы воспевать престал я
Тебя, священная, но громче чтил и славил,
Чтоб похвала твоя не умолкала в сердце.
В моих стихах, и прежде небезвестных,
Пока я жив, среди людских селений
Да будет чтим твой памятник надгробный.
Придет с холмов тосканских и лигурских
Сонм пастухов сей уголок прославить
Лишь потому, что ты в нем пребывала.
Прочтут на камне четвероугольном
Слова, всечасно леденящие мне сердце, —
Какою болью грудь они сдавили мне! —
„Та, что всегда являлась Мелисею
Столь величаво-строгой, ныне тихо
Лежит, смиренная, под хладными камнями“».
Суммонций
Находишь эти строфы слишком звучными
Для смирных лоз? Однако верю, некогда
Раздуешь их, словно костер, дыханием.
Барциний
Суммонций, я на всех стволах пишу их,
И, так как слава их расходится все больше,
В края их рассылаю удаленные.
И знай, добьюсь, что Атесис с Тицином[368]
Так отзовутся, слыша Мелисея,
Что и Филлида жребий свой прославит.
Суммонций
Достоин был бы Мелисей жить вечно,
Любовь и мир с своей Филлидою имея;
Но кто законы неба переставит!
Барциний
Сюда, бывало, звал свою Филлиду;
Теперь пред алтарем, на сей вершине
Кадит ей непрестанными куреньями.
Суммонций
Пусть небо, друг мой, не ударит молнией,
Где ты пасешь, пускай ни вихрь, ни градины
Не повредят шалаш твой камышовый!
Но, расстелив свой плащ на свежей зелени,
Прошу, зови его сюда: возможно, небо
С его приходом милость нам подарит.
Барциний
Коль хочешь подражать ему – пожалуй,
Могу воспеть; хотя сюда свести его
Совсем не так легко, как мыслишь ты.
Суммонций
Хотел бы глас живой его услышать
И каждый жест его оставить в памяти;
Коль погрешил я в чем – не упрекай меня.
Барциний
Поднимемся к его священной храмине;
Ведь дивного холма и сада пышного
Лишь он один и жрец и земледелатель.
Молись же, да не возбранит нам ветер;
Не то нужда укрыться будет в этих кущах,
Коль засветло сойти не хватит времени.
Суммонций
Не дай мне, небо, умереть нечаянно:
Представив, что орган сей дивный слышу,
Весь таю – плотью, нервами, утробою.
Барциний
Идем, и жребий добрый да наставит нас!
Но слышишь? Нежная вблизи играет дудочка.
Тсс! стой, чтобы псы нас не учуяли.
Мелисей
Твоих волос, Филлида, здесь, в ковчежце
Ношу я прядь и, коль перебираю,
То острый шип мое терзает сердце.
Я то сплетаю их, то расплетаю,
Очами проливая дождь безмерный,
Сушу их вздохами и снова собираю…
Низки стихи мои, беспомощны и бедны;
Но если плач на небесах имеет силу,
Восстанет верность против власти смертной.
Филлида, плачу над твоей могилой,
И бездна горя проживается сначала;
Храни в душе, молю, то счастие, что было,
Коль в водах Леты ты любовь не растеряла.
К свирели
Вот и подошли к концу твои труды, немудреная лесная свирель, по простоте твоей достойная того, чтобы играл на ней пусть не самый умелый, но самый счастливый из пастухов, – да не таков я. Ты губам моим и пальцам в это краткое время давала приятное занятие, а теперь, так уж угодно судьбе, налагаешь на них долгое молчание, – а может быть, вместе с ним подашь и вечный покой. Ибо пришлось мне, еще не навыкнув искусными пальцами управлять твоей гармонией, в силу печального случая, издавать устами – какие уж они мне достались – неученые ноты, более подходящие для бессловесных овец на лесных пастбищах, чем для образованных городских жителей. Я поступил, как тот, кто, разозленнный ночными кражами в саду, срывает яростной рукой с тяжких ветвей еще недозрелые плоды; как грубый крестьянин, который с высоких деревьев собирает гнезда с неоперившимися птенцами, лишь бы они не достались змеям или мальчишкам-подпаскам. Поэтому прошу тебя и изо всех сил увещеваю: будь довольна своей лесной простотой и оставайся в этих пустынных местах.
