Аркадия - [64]
– Ты его обязательно увидишь, – отвечала нимфа, – когда подойдешь к нему поближе, а сейчас он не виден из-за своей малости.
И, как будто желая сказать что-то еще, вдруг замолчала.
Все это время мы не сбавляли шаг, но продолжали путь по огромной пазухе, которая то сужалась до тесного прохода, то расширялась до просторных равнин; и видели то горы, то долины – все подобно тому, как видим на земле.
– Удивишься ли ты, – сказала нимфа, – если я тебе скажу, что у тебя над головой – море? И что именно здесь влюбленный Алфей[327], не смешиваясь с морскими водами, пробегает тайным путем, стремясь в нежные объятия сицилианки Аретусы?
При этих словах мы издалека увидели великое зарево и почувствовали зловоние серы. Видя, что меня это удивляет, нимфа объяснила:
– Причина этого – муки пораженных молниями Гигантов, восхотевших напасть на небо. Сдавленные тяжелейшими горами, они все еще выдыхают небесное пламя, которым были сожжены. Этим и объясняется, что, если в других местах каверны изобилуют водой, здесь непрестанно пылает огонь. И если бы я не опасалась навести на тебя слишком большой ужас, то показала бы тебе, как гордый Энкелад, лежащий под великой Тринакрией[328], изрыгает огонь через провалы Монджибелло[329]; также ты увидел бы разожженный горн Вулкана, при котором нагие циклопы на гулких наковальнях куют перуны для Юпитера[330]; а дальше – под славной Энарией[331], которую вы, смертные, зовете Искьей, – неистового Тифея[332], от которого приемлют свой жар кипящие воды Байи и ваши серные холмы[333]. А еще я дала бы тебе услышать под громадой Везувия устрашающий рев великана Алкионея[334] – хотя, думаю, ты его еще услышишь, когда мы подойдем ближе к твоему Себету. Много веков назад все жители этих мест, к своему несчастью, услышали его, когда бешеное пламя и пепел накрыли окрестные земли, о чем до сего дня ясно возвещают расплавленные и застывшие камни. Поверит ли кто, сколько народа, какие роскошнейшие виллы и города погребены под ними?
И как, поистине, не только они были завалены пере-жженной пемзой и обломками горы, но и вот этот, видимый прямо перед нами, а в те времена, безусловно, славнейший город твоей страны, Помпеи, орошаемый холодными струями Сарно[335], по причине внезапного землетрясения был поглощен землей, так что и фундаменты его ушли из-под ног? Поистине, поразительный, ужасающий род смерти – толпы людей в один миг были заживо исторгнуты из числа живых! Но в конце концов все достигает своего предела, а дальше смерти никуда не уйдешь.
При этих словах мы уже совсем близко подошли к городу, о котором говорила нимфа[336]: его башни, дома, театры, храмы выглядели почти целыми. И я подивился, за сколь короткое время смогли мы перейти сюда из Аркадии; ясно было одно – что сила бо́льшая, нежели человеческая, подгоняла нас. Совсем скоро заблестела перед нами и тихая рябь Себета. Тогда, при виде моей радости, нимфа издала глубокий вздох и, жалостно посмотрев на меня, проговорила: «Дальше иди сам», – и исчезла, навсегда скрывшись из моих глаз.
Я остался один, весь охваченный страхом и печалью. И едва ли хватило бы у меня духу сделать хоть шаг без моей проводницы, если бы перед глазами не текла родная реченька. Быстро приближаясь к ней, я шел, во все глаза ища, откуда исходит ее вода, ибо с каждым шагом мне казалось, что ее бег ускоряется, набирая всё бо́льшую силу[337]. Так направляясь вдоль сокровенного русла, я все ходил, пока наконец не набрел на пещеру, вырытую в грубом туфе, где увидел ее многочтимого бога. Он сидел на земле, левым боком прислонившись к каменному сосуду, откуда изливалась струя, которую он еще весьма увеличивал той водою, что обильно и непрестанно дождила от его лица, волос, влажной бороды. Он был весь будто одет в зеленые водоросли; в правой руке у него была тонкая тростниковая дудочка, а на голове – венок из камыша и других трав, растущих в его водах[338]. С необычным журчанием его окружали его нимфы[339], все в слезах: забыв о чинности, безо всякого стеснения они лежали на земле, не поднимая от нее скорбных лиц.
Такое плачевное зрелище предстало моим глазам.
И внутренне я начинал уже смутно догадываться, по какой причине прежде времени оставила меня проводница. Но, оказавшись здесь, не веря, что когда-либо вернусь назад[340], и не зная, что еще другое сделать, весь полный скорби и предчувствий, я сначала склонился над землей, чтобы поцеловать ее, а потом начал говорить:
– О текучий поток, о царь земли моей, о любезный и милый Себет, светлыми и прохладными струями орошающий мою прекрасную родину, да возвысит тебя Бог! Да возвысит вас Бог, о нимфы, благородное потомство вашего отца! Будьте благосклонны, молю вас, к моему приходу, милостиво и сострадательно примите меня в ваши рощи. Довольно моей строптивой судьбе водить меня по разным мытарствам; пора ей сложить свои оружия, или примирившись со мною, или насытившись моими бедами.
Но не успел я договорить, как от скорбящего этого сонма отделились две нимфы и, подойдя ко мне с залитыми слезами лицами, стали по обе стороны от меня. Одна из них, подняв на меня глаза, взяла меня за руку и довела до выхода, где малая первоначальная вода разделяется на две части: одна – изливаясь в поля, другая – сокровенным течением проходя по городу для его пользы и благоукрашения. И, остановившись там, указала мне путь, прибавив, что выходить наружу или нет – в моей воле. Затем, открывая мне, кто они были, сказала:
В настоящей книге публикуется двадцать один фарс, время создания которых относится к XIII—XVI векам. Произведения этого театрального жанра, широко распространенные в средние века, по сути дела, незнакомы нашему читателю. Переводы, включенные в сборник, сделаны специально для данного издания и публикуются впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он принадлежит не одному веку, но всем временам" Слова эти, прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет фигуры крупнее Шекспира. Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя читателей и театральных зрителей.
В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.
К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.
«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку.