Аркадия - [54]
А после него не приходил в наши леса тот, кто мог бы достойно играть на ней, хотя многие, побуждаемые усердием, не раз пытались и доныне еще пытаются.
Но чтобы не провести весь день в этих рассказах, возвращаясь к тому, ради чего вы пришли, говорю, что я, с моим опытом и знаниями, настолько же расположен, насколько способен услужить в вашей нужде, касается ли это одного или всех. И хоть сейчас, поскольку месяц на ущербе, не самое благоприятное время, тем не менее скажу вам кое-что о времени и о способе, которого нам подобает держаться. И в первую очередь ты, влюбленный пастух, кого более всех других касается дело, внимательно приклони слух к моим словам.
Не очень далеко отсюда, между пустынных гор, лежит весьма глубокое ущелье, отовсюду окруженное дикими лесами, чье эхо отзывается неслыханной первозданностью, – ущелье безмерно прекрасное, удивительное и странное, которое с первого взгляда повергает в небывалый ужас души входящих в него; но когда они пробудут там некоторое время, то, ободрившись, уже не могут насытиться его созерцанием. Туда можно пройти только по одной тропе, крутой и очень узкой, и чем более спускаешься вниз, тем путь становится шире, но и света все меньше, ибо склон сверху донизу покрыт густой тенью от молодых деревьев. Затем, спустившись на самое дно, увидишь, как неожиданно у ног разверзается устье большой и темной пещеры, войдя в которую сразу слышишь ужасный шум, сверхъестественно производимый там незримыми духами, будто кто-то играет в тысячу трещоток. И внутри, посреди этой тьмы, истекает ужасная река – она ужасна тем, что вскоре свергается в великую пропасть и, не имея выхода на поверхность земли, только чуть показавшись на свет, тотчас, в том же месте уходит в недра и сокровенно от всех, тайным путем, бежит к морю, не оставляя на поверхности земли ни следа, ни слуха о себе. Место поистине святое, достойное быть обиталищем богов, каким оно и является. Здесь все предстает очам зрителя с таким величием и достоинством, что не может не быть почитаемо или священно.
Так вот, когда белая луна круглым ликом воссияет живущим по всей земле людям, я отведу тебя туда, чтобы, во-первых, очистить тебя (если сердце твое позовет тебя войти). Погрузив тебя девять раз в эти воды, я сооружу из земли и дерна новый алтарь и на нем, покрытом тремя разноцветными покровами, запалю чистую вербену и мужские благовония[259], вкупе с другими травами, не вырванными из земли с корнем, но срезанными острым серпом при свете новой луны[260]. Затем окроплю все вокруг водой, набранной в трех источниках, после чего тебя, распоясанного и разутого на одну ногу, семикратно обведу вокруг святого алтаря, перед которым, левой рукой держа за рога черную овцу, а правой – острый нож, во всеуслышание призову триста имен неведомых богов, а с ними – почитаемую Ночь, сопровождаемую своими тенями, и молчаливые Звезды, знающие о сокровенном, и изменчивую Луну, имеющую власть не только на небе, но и в темных безднах, и ясноликое Солнце, окруженное пылающими лучами, которое, обегая мир по кругу, беспрепятственно видит все дела смертных. Затем призову всех богов, обитающих в небесной высоте, на просторе земли, в многоволненном море, в величайшем Океане – общем отце всех вещей, призову рожденных от него девственных нимф – сотню тех, что странствуют по лесам, и сотню охраняющих многоводные реки, а также фавнов, ларов, сильванов и сатиров, вместе с многочисленным сонмом полубогов, и вышний Воздух, и суровый лик твердой Земли, и стоячие озера, и текущие реки, и бьющие ключи. Не пропущу и темные царства подземных богов, но, призывая парно-тройственную Гекату, прибавлю и глубокий Хаос, и величайший Эреб[261], и преисподних Эвменид[262], обитательниц стигийских вод, и коли есть там еще какое иное божество, достойно карающее людские пороки, – все они да предстанут мне в час моего жертвоприношения.
И после этого возьму сосуд с благородным вином, изолью из него на чело овцы, отделенной для заклания, и, выдернув у нее между рогов немного темной шерсти, как начаток, брошу в огонь. Затем, вскрыв ей горло особливым ножом, источу в чашу теплую кровь и, отведав ее лишь краями губ, для угождения Матери-Земли всю ее вылью в ямку, сделанную перед алтарем, вместе с маслом оливы и молоком. И, положив тебя, подготовленного таким образом, на шерсти той овцы, кровью летучей мыши помажу тебе очи и все лицо, чтобы ночная тьма не мешала тебе видеть, но, как светлый день, явила тебе все. И чтобы странные и многоразличные образы призванных богов не устрашили тебя, приложу к твоей спине язык, глаз и кожу ливийской змеи с правой половиной сердца льва, что долго высушивалось по ночам, когда бывает полная луна. После чего повелю всем рыбам, пресмыкающимся, зверям и птицам (от которых, когда нужно, я узнаю́ свойства вещей и тайны богов) предстать передо мной безо всякого промедления. И только тех из них оставлю при себе, что будут мне нужны, а остальных отпущу обратно в их жилища. И, открыв суму, достану оттуда сильнейшие зелья, с помощью которых при желании я превращаюсь в волка и, оставив одежды в сетях некоего дуба, смешиваюсь с волчьими стаями в диких лесах – не ради охоты, как делают многие, но чтобы знать их тайны и козни, измышляемые против пастухов; ибо эти зелья смогут послужить и тебе в твоей нужде.
