Аркадиана - [4]

-- А вот у нас Валюша совсем не пьет, - ласково говорит Жора тетке в вискозном платье, которая сидит, пригорюнившись, и методично с хрустом перемалывает кусок вафельного торта. - Ты что ж не пьешь, Валя?

-- Не могу, - отвечает Валя со вздохом. - И не просите.

-- А шампанское, Валюша?

-- Не могу, - Валя хмурится, но Жора не отстает.

-- Больна, что ли? - спрашивает он участливо, заглядывая в глаза - с тем же вопросом, что стакану.

Валя снова тяжело вздыхает и принимается облизывать пальцы.

-- И не просите, - говорит она мрачно. - Не больна, а не могу, - она делает паузу и сокровенно сознается: - Я как выпью - мне мужика надо.

Мужская часть компании потрясенно молчит и значительно переглядывается. Беззвучно они принимают какое-то неведомое решение, и смелый Жора прерывает напряженную паузу.

-- Да что ты, Валя, - восклицает он с наигранной уверенностью, немного не попадающей в правильную тональность, как пьяный музыкант на свадьбе. - Да мы-то что ж, не мужики? Ты пей. Обеспечим.

-- Неет... - горестно протягивает Валя и, поднимая взгляд в никуда, добавляет мечтательно. - Я как выпью - мне его так надо, чтоб от него только клочья полетели...

И она задумчиво засовывает в рот толстенький, испачканный шоколадом палец. В ее глазах отблесками воспоминаний сверкает нехороший желтый огонь. Картина так отчетлива, что я за метр чувствую, как Ренат содрогается всем телом. Жорина рука с бутылкой повисает в воздухе, и на его лице появляется тоскливое выражение. Словно большой мастер взмахнул последний раз палочкой, откинул локон и замер. Воцарившаяся тишина достойна взрыва бурных аплодисментов и истерики в зале. Больше никто не настаивает.

-- Ренатик, - капризно протягивает Ирка. - Ты почему нас не снимаешь? Зачем ты купил камеру? Ты должен снимать самое лучшее. А кто у тебя лучшее? Мы.

-- Разобраться надо, - отвечает Ренат, перед потрясенными глазами которого отголоском проносятся хвосты каких-то видений. - Я еще не разобрался.

И недовольно смотрит на часы. То ли задерживается, то ли не пришла. Жора, с горем пополам справившийся с нервным шоком, начинает рассказывать, по каким пробкам его носило. По пробкам Жора вообще путешествует много, так что рассказы у него из серии "шел один верблюд... шел другой верблюд...", только измеряются не в верблюдах, а в козлах, попавшихся по дороге. В смысле, не с рогами, а за рулем.

Торопиться мне, раз уж явилась, некуда, поэтому я сижу до последнего момента. Огурцы кончаются. Убегает Ирка, смахивая в рот крошки торта на ходу, уходит темпераментная Валя, серой утицей переваливаясь с боку на бок (с такими женщинами страна не пропадет), уходит, гремя пустой посудой, Жора. Темнеет. Вдвоем с сумрачным Ренатом (она не пришла) мы пьем на посошок, и я чуть не опрокидываю на него коробку с шелухой. Было бы неплохо для законченности впечатления. До лучших людей нам далеко, так хоть какой поступок совершить...

-- Подожди меня, - говорит Ренат. - Я сейчас все закрою, тебя провожу.

-- Мне идти три минуты, - возражаю я.

-- Подожди, - говорит Ренат веско, и я слушаюсь. Мужчина не всегда умеет сказать убедительно. Ренат умеет. Восточное воспитание плюс московская школа малого бизнеса (а до того была, по-моему, стерлитамакская, тоже не слабо).

Я медленно и нетвердо спускаюсь на первый этаж, и меня подхватывает Олежка, мелким бесом возникающий из ниоткуда - как положено хорошему охраннику. Рожа у него аналогично, как у врага рода человеческого - опаленная адским пламенем крепости не ниже сорок пять.

-- Нина-Нина! - зовет он. - Поди сюда!

Я обреченно вползаю в его каморку и на автопилоте двигаюсь к столу. У него разлит по стаканчикам "Русский Стандарт" и порезан на мелкие кусочки бутерброд с салом, выданный женой на обед. Откуда у него "Русский Стандарт"? Подпаивает его кто-то со стороны, не иначе. Или у него только бутылка, в которую он заливает тормозную жидкость? В прошлый раз бутылка была от "Гжелки".

-- За здоровье, Нина! - провозглашает Олежка, огненно дыша, как Змей-Горыныч. - Здоровье главное. Остальное купим.

Приходится пить. Пьет Олежка как сапожник. Не любит только в одиночку - сложившиеся стереотипы мешают, плакаты "Пьянству - бой" из раннего детства... Поэтому если ему удается поймать на ночь глядя живую душу, он ее просто так никогда не отпустит. Он снова тянется к бутылке, но меня выручает гневный и зычный баритон Рената, дребезжащий в их суперевропейских стеклопакетах:

-- Нина! Ни-на!

Махнув последнюю и скорчив извиняющуюся рожу, я вылетаю на волю.

Ренат стоит на ступеньках, звенит ключами в кармане и недовольно ворчит:

-- Что за женщина! Тебя на минуту невозможно оставить.

-- Ренат, что ж я могу поделать, - говорю я, оправдываясь (ах, как это приятно - оправдываться перед суровым мужчиной, особенно не имея к нему отношения). - Ты ж его знаешь.

-- Что он? Мужик сопьется, а ты, - Ренат обличительно тыкает в меня пальцем. - Ты потакаешь.

На улице темно, тепло и безлюдно. В кустах шуршат и пьют пиво. Мы идем мимо вестибюля метростанции. Я в задумчивости гляжу на элитные новостройки в форме зубов акулы и прикидываю, как там, наверху, от каждого прошедшего метропоезда вибрирует элитная посуда. Приятная мысль... Ирка утверждает, что ночью, под закрытие, здесь можно наблюдать, как хранители подземелий выволакивают из дверей бесчувственные тела, тащат на территорию, подведомственную местному ОВД, сваливают подарочки на газон и исчезают. Затем является наряд хранителей суши, обнаруживает подкидышей, чешет в затылках, берет за шкирки и волочит на территорию милиции водной, и такая передача эстафетных палочек может продолжаться всю ночь, пока тела не протрезвятся естественным порядком.