- ...на пятидесяти квадратах общей площади жена, шестимесячный ребенок и змея-теща. Не считая меня... и пьяного шурина... вечно пьяного. Куда тебя деть - в ванную, что ли?
Кирилл, непроизвольно сжимая обмотанную скотчем красную трубку, вздохнул, и ответный трещатый фейерверк помех отчасти заглушил вдохновенное бормотание собеседника, который продолжал злобно фантазировать: "в тещин любимый таз, где третий день ее штаны мокнут пятьдесят восьмого размера?.."
- На балконе положи, - предложил он апатично, чувствуя, что результат дальнейших переговоров заведомо отрицателен. - Балкон у вас здоровый, тепло, прогноз благоприятствует...
- На большом балконе, - голос собеседника качнулся и наплыл на ухо - тот перехватил у подбородка трубку и принялся невидимо, с радостной готовностью загибать пальцы. - Шкаф с крупой на случай третьей мировой, две коляски, санки, велосипед, штук десять ведер, медный таз для варенья, лохань для рубки капусты, две табуретки, мешок сахарного песка на пятьдесят кило, подшивки журнала "Юный натуралист" лет за десять - причем не последних - и запасной унитаз, который покойный тесть украл где-то на стройке еще при Советской власти, - пальцы кончились, и собеседник резюмировал. - Стать некуда, а не человека разместить...
Кирилл снова вздохнул и провел пальцем по тумбочке, оставляя узкий темный след на пыльно-белесой поверхности.
- Ясно... - произнес он с укоризной.
- И балкон открытый, - продолжал собеседник. - Окурок сбросят - сгоришь...
- А добро не сгорит? - поинтересовался Кирилл. - Не боишься?...
Собеседник помолчал.
- Хоть бы сгорело к свиньям, - сказал он тоскливо. - Как на грех не бросает никто... Но тебе не повезет... Да мало ли... бандиты твои разыщут... лучше кому одинокому позвони.
- Я в свалке затеряюсь, - предложил Кирилл, не надеясь на согласие. Его внимание скользнуло по отошедшему куску обоев, вдоль выцветшего узора, в поисках алгоритма действия, возможно затерявшегося в зарослях печатных завитушек.
- Ты не знаешь, - сказал собеседник назидательно. - Способности глаза, на обысках наметанного... Наш охранник на складе барахла сто на сто метров дюбель потерянный от самореза находит... А бандиты ментовскую школу прошли четыре из пяти... о сотых процента можно спорить, но сути не меняет... Позвони Сереге... или Химику... а еще лучше езжай на малую родину, тебя там фиг кто найдет... В такую дыру в здравом уме и бандиты не сунутся...
Кириллов взгляд обреченно уперся в прошлогодний календарь с вечерней фотографией неизвестного города на неизвестном континенте, в закатном небе излучавшего мирный свет от тысяч окон. Представив картинки с малой родины, он провел рукой по волосам.
- Серега сам без площади, - сказал он. - Он с девчонкой поругался... Бегает бог весть где.
- Вот и составь компанию, - обрадовался собеседник, близко обнаружив выход из положения. - С Серегой не пропадешь. Ты пойми: мне с семьей в разборки твои лезть резона нет. Жил бы один - не вопрос...
- Угу, - сказал Кирилл задумчиво.
- Ты только не обижайся, - попросил собеседник.
- Нет, чего обижаться... - проговорил Кирилл. - Я счастливый человек, оказывается, без багажа.... Что-нибудь придумаю...
Мысленно он завершил разговор, как бесперспективный, и витал в продолжающемся поиске. Безмолвный перебор вариантов помешал ему правильно повесить трубку, и та с шумом соскользнула со старенького, битого не одним предшествующим поколением, телефонного аппарата. Шипя от неловкости и досады, Кирилл поторопился исправить оплошность, но звук успел донестись до квартирного хозяина, Виктора Ивановича.
- Кирюша... - проскрипело со стороны кухни.
Свирепо вращая глазами и сдерживая проклятия, Кирилл двинулся на зов. Навстречу плыл убийственный запах сосисок. Виктор Иванович, в тренировочном костюме, с большой головой, венчающей высохшее тело, маячил на фоне тюлевой оконной занавески и тополиных ветвей.
- Я тебя, Кирюш, попрошу, - сказал он. - Ты передай молодым людям, чтобы ночью не звонили... Я до пяти утра заснуть не мог. Я уж старый человек, сон у меня некрепкий... Пропадет - лежу мучаюсь...
- Хорошо, - сказал Кирилл, согласно покивав головой. - Извините. Передам.
Вряд ли молодые люди кого послушают, - страдальчески добавил он мысленно. - Молодые люди себе режим утверждают сами... и если учитывают постороннее мнение, то ни Виктор Иванович, ни сам Кирилл им не указ... Запах становился невыносимым - сосисочный пар поднимался из кастрюльки, из-за спины Виктора Ивановича. Опустив покаянные очи долу и, скосив проверяющий взгляд - закрыта ли тема - Кирилл, боком отходя мелкими шажками, ретировался в снимаемую комнату.
Он прохаживался мимо книжного шкафа с унылыми серо-коричневыми томами детской энциклопедии шестьдесят четвертого года и небольшим Итальянским Полднем в рамке, мимо письменного стола с чернильным прибором без чернил и чугунным Пушкиным, который, безразличный к окружающему миру, вдохновенно грыз перо, мимо окна, за которым мокли глянцевые листья и вдалеке надрывался автомобильный гудок, но конструктивная мысль не приходила. Непреклонный гудок - запертого, видимо, водителя - мешал сосредоточиться. Крупная капля громко ударилась о подоконник. Кирилл вздрогнул от неожиданности, и тут во дворе раздался взрыв петарды. Подумалось, что больно громко - не к добру... Перебирая соображения, он попутно изучал картинки на фоне медового света, из противоположных окон - в одном большую овальную картину на стене, в другом груды книг и журналов на подоконнике, в третьем этажерку из цветочных горшков, очевидно закрывавших для обитателей скудное солнце, и к нему приходила уверенность, что сейчас, в резонансе мысли и зрительных поисков, обязательно найдется выход. Ему припомнилось, как на предыдущей его квартире напротив жила обезьяна в клетке, отгораживающей часть комнаты, и как она металась по вечерам вверх-вниз, в лучах противной лампы дневного света...Успокоился обиженный автовладелец, Кирилл облегченно опустился на диван, и как гром среди ясного неба электрическими переливами прозвучал дверной звонок.
