Аркадиана - [31]

Найдя какую-то тряпку (Вера пришла в ужас, но плевать), мы вспоминаем, какие у нас еще дела.

-- Давай с духами посоветуемся, - говорит Вера. - На всякий случай.

-- Лучше б с умным знающим человеком, - возражаю я.

-- Что ты понимаешь! - восклицает Вера. - У меня даже муж убедился, что это полезно. Он даже сам, если чего по бизнесу нужно, советуется. Чего тебе умный знающий человек? Это я - у меня и спрашивай.

-- С кем он советуется? - говорю я. - Кто у нас в бизнесе соображает? Ты смотри... ему там какой-нибудь Савва Морозов насоветует с революционерами связаться...

Вера поджимает губы.

-- Савву Морозова он не вызывает, - заявляет она таким тоном, словно ее заподозрили в компрометирующих связях. - Насчет бизнеса Гоголь хорошо подсказывает.

-- Ктооо? - спрашиваю я. - А он почему?

-- Не знаю, - говорит Вера. - Это эмпирически.

Мы вытаскиваем из-за шкафа физическую карту СССР, на обратной стороне рисуем круг с буквами, берем блюдечко и пытаемся сосредоточиться.

Не получается. Сперва вызывается Пушкин. Мы воем страшными голосами, но блюдечко не двигается. Лермонтов не отзывается тоже.

-- Нинка! - возмущается Вера. - Это все из-за тебя!

-- Почему это из-за меня? - возражаю я.

-- Потому что ты думаешь там... что-то не то.

-- Пожалуйста, - обижаюсь я. - Если кому-то так не нравится, я могу вообще не думать.

Продолжаем дальше - методом перебора классиков. Есенин вроде бы является, но блюдечко выдает бессвязный набор букв. На конкретно поставленный вопрос "Ты пьян?" дух отвечает "Да" и пропадает.

- Мы и сами-то... - говорю я. - Им, наверное, это не нравится.

Вызванный взамен Достоевский проговаривает "Ох, больно мне", после чего мы пугаемся и отпускаем гордость русской литературы на все четыре стороны.

-- Я все-таки у Гоголя спрошу, - говорит Вера. - У нас с ним связь хорошая. Он это у нас... друг семьи.

-- Ничего себе, у вас друзья... - бормочу я.

Является Гоголь. Покружив по карте, блюдечко выдает совет: "Помни имя мое, и на волю не ходи".

-- Ну и что это значит? - спрашиваю я. - Может, он велит не ехать?

Но больше от Гоголя ничего не добиться.

Мы сидим и чешем в затылках, думая, что бы это значило. Я вспоминаю Мишку со слезливой боязнью самолетов и прогнозами на будущее авиации, и мне становится не по себе.

-- Ну вот, - говорю я. - Напугала меня... Теперь я спать не буду...

-- Думаешь, я буду? - говорит Вера.

Мы молча пьем квас, дрожим, как зайцы, и думаем каждый о своем.

-- А туда часом поезда не ходят?

-- Да ну тебя на фиг! - кричит Вера. - Ничего туда не ходит. Автобусы еще вспомни.

Она уходит, и я одна пакую вещи. Паковать особо нечего. Купальник и свитер на случай аномалий климата. И зарядку для карманного компьютера. Вспоминаю, что мама велела взять для достижимости мобильный. Мама недовольна, что я куда-то еду. От каких трудов отдыхать?.. Утешает одно - из девяти тысяч, которые я обычно трачу, удастся немного сэкономить. Чуть-чуть. Глядишь, отложу на зубы...

Темнеет. Я подхожу к окну, чтобы задернуть занавески, и меня словно лупит по темечку: ведь я не открыла форточку! Какой ужас! Теперь духи, должно быть, нарезают круги по квартире, и бог знает, чем это кончится.

Я трясусь. Мне страшно. Чтобы отвлечься, я включаю телевизор, но по одной программам идет нескончаемая реклама, по другой фильм про стрекозоидов, по третьей дама полусвета рассуждает о себе, любимой, по четвертой сериал про тонкие душевные переживания бандитов... на всех кнопках одинаково. Глаз положить не на что. Я пробую читать, но мне невольно вспоминается, какую уйму пишущих людей мы ненароком потревожили, и становится еще страшней.

Пытаюсь уснуть со светом. Не получается. Я ворочаюсь с боку на бок, не выдерживаю и все-таки гашу свет. Что-то шуршит за обоями. Я в ужасе подлетаю на метр. Тараканов не держу, живности всякой тоже. Ночные бабочки высоко не залетают. Я сижу, прислушиваюсь, и мне кажется, что я вот-вот сойду с ума. Хоть бы позвать кого... или в гости пойти. Но к кому? Не к Вере же... Хороша я буду...

Я вспоминаю, что вообще-то меня в гости звали. Какая квартира... сорок третья, кажется. Я быстро натягиваю платье и выхожу на лестницу. Вот до чего доводит впечатлительность. До разнузданного поведения доводит - говоря тем же языком классиков. Валерьянку надо пить... Надеюсь, жена к нему не приехала. Как звать-то его... а, вспомнила: Антон. Антоша... Сейчас я ему скажу: Антоша...

Остаточно подрагивая, я нажимаю кнопку. Или это холодно? Может, положить в сумку теплые брюки?..

-- Кто? - раздается жесткий и неприветливый голос за дверью.

Я немножко ошарашена. Или поздно? Сколько времени?.. И часов нет... Вряд ли, только новости девятичасовые шли...

-- Свои, - говорю я осторожно.

-- Кто свои?!

-- Это твоя соседка, открой, пожалуйста, - говорю я мурлыкающим голосом.

За дверью медлят. Я хочу еще нажать звонок, когда она распахивается. Владелец квартиры полуголый, в одних шортах, вращает налитыми кровью глазами. Могу поклясться, что не узнает.

-Что тебе надо? - заявляет он.

- Ты звал меня в гости, - отвечаю я. - Я пришла. Или я невовремя?

-- Что? - спрашивает он непонимающе.