Аристократ и куртизанка - [59]

Вскоре, раздвинув плечами шуанов, он присоединился к двум начальникам. Мадлен со смесью злости и удивления следила за происходящим.

— Это же смешно! — услышала она слова Д'Эрвили, жестом указывающего на группу штатских. — Они мешают нам, в форте из-за них невозможно повернуться. Нужно избавиться от них!

— Я не могу так поступать с людьми! — горячо возразил Кадудаль. — Они бежали от республиканцев, бросая свои дома и фермы. Им некуда идти и не у кого, кроме нас, искать защиты! Вы хотите, чтобы море поглотило их?

— Проклятье! — вспылил генерал. — Я забыл, что разговариваю не с военными. Вы просто дилетанты, господа!

— Не мы потратили пять дней на споры о полномочиях, — заметил недовольно Кадудаль. — По правде сказать, я жалею, что поднял своих людей ради такого фарса.

— Вы подняли своих людей ради освобождения Бретани, — спокойно произнес Люк. — Мы и сейчас еще можем добиться успеха, если будем действовать сообща.

Когда две пары пылающих гневом глаз обратились к нему, он не дрогнул и принялся спокойно убеждать обоих спорщиков забыть о личном ради достижения общей цели.

— А простирается ли ваша преданность общей цели так далеко, чтобы возглавить вылазку навстречу Гошу? — язвительно поинтересовался Д'Эрвили. — Нам нужен человек, готовый выяснить расположение его войск.

— Если это необходимо.

— Это необходимо, друг мой, — серьезно сказал ему Кадудаль.

Люк пожал плечами.

— Тогда я готов.

Великан широко улыбнулся и хлопнул его по плечу. Он сказал что-то, чего Мадлен не расслышала, и все трое зашагали к форту. Люк не оглянулся, и Мадлен подозревала, что он уже выбросил ее из головы.

Сейчас в нем ничего не осталось от аристократа с изящными манерами. Худой и загорелый, он был настоящим, грубым, несгибаемым шуаном. Куртка снова была наброшена на плечи, и Люк снова приобрел жесткий и неприступный вид. Впервые после того, как они вместе совершали путешествие из Парижа, Мадлен задумалась, способен ли он вообще на ту любовь, которой хочет она.

— Не беспокойся, сестренка, — сказал Ренар, совершенно неправильно истолковав ее озабоченность. — Я присмотрю за ним ради тебя. — В ответ на ее вопросительный взгляд он добавил: — Для этого дела Люку понадобятся его собственные люди. Мы и прежде занимались такой работой.

— Кажется, меня не интересует, что с ним будет, — фыркнула Мадлен, чувствуя, что лжет. Она всегда будет волноваться за Люка, и сейчас ее сердце сжимается от осознания того, сколь опасна добровольно принятая мужем миссия.

Мадлен была молчалива на обратном пути к дому Тьери и отказалась обсуждать с братом причину молчания. Ночью она беспокойно ворочалась на своей узкой кровати, и прошла целая вечность, прежде чем ей удалось заснуть, но и во сне Мадлен преследовали кошмары.

На следующее утро Мадлен решила отправиться в форт. Ей не будет покоя, пока она не узнает, что Люк и Ренар вернулись живыми после ночной вылазки. На этот раз она была одна. Тьери ушел в море, а Жанин повредило бы такое путешествие по жаре. Мадлен снова взяла с собой хлеб и рыбу. Она обещала себе не задерживаться и даже не искать Люка — ей надо лишь удостовериться, что и он, и Ренар живы и здоровы. Едва приблизившись к Пантьевру, она увидела, что часть солдат уже вышла из него, очевидно, чтобы распределиться по всему полуострову. Шуаны обосновались ближе к форту, а их лошади паслись на склоне холма. Мадлен стала осматриваться в поисках брата и, наконец, нашла его разговаривающим с двумя мужчинами.

Ренар тоже увидел сестру и с улыбкой пошел ей навстречу.

— Я надеялся, что ты придешь, — сказал он. — Люк заставил меня поклясться, что я не пошлю за тобой, однако я был уже близок к тому, чтобы нарушить клятву.

Мадлен увидела тревогу в его глазах, и тут же змея страха заползла ей в душу и свернулась там холодным кольцом.

— Он ранен, да?

Ренар кивнул.

— Люк получил пулю в плечо во время нашей вылазки прошлой ночью. Утром ее удалили. Не думаю, что он умрет, но ты, Мади, сейчас ему очень нужна.

Поднимаясь с Ренаром по крутой тропе к форту, Мадлен чувствовала, как сжимают ее сердце железные тиски судьбы.

— Мы выяснили все, что требовалось, но на обратном пути наткнулись на республиканский патруль, — объяснял брат. — Произошла ожесточенная стычка. Мы смяли их, но Люк был ранен.

Он провел ее через высокие ворота, бросив несколько слов караульному, затем повернул налево, к одной из пристроек. После яркого солнечного дня они оказались в очень темном, низком, одноэтажном помещении. Когда глаза привыкли к полумраку, Мадлен увидела на полу несколько набитых сеном матрасов.

Люк лежал далеко от двери. Голова его покоилась на стопке одеял. Он был без рубашки, но кто-то набросил ему на плечи изодранную в клочья зеленую куртку. Под ней виднелись белые бинты, туго охватывающие грудь и левое плечо. Он был ужасно бледен, и опущенные ресницы выделялись угольно-черными полукружьями на белизне щек. Вся любовь, которую Мадлен пыталась подавить в себе, поднялась в ней не знающим преград приливом.

— Он потерял сознание во время операции, — сказал Ренар. — У нас нет настойки опия, a eau-de-vie[26] он пить отказался.