Аристократ и куртизанка - [61]

— Я должен был избавить тебя от этого, — хрипло прошептал он ей на ухо. — Тебе, в самом деле, нужно было уйти.

Она ушла бы немедленно — вместе с ним, но ей хватило благоразумия не просить мужа об этом. Его рана заживала, и он считал, что должен продолжить борьбу.

Когда она взглянула на Люка полными слез глазами, он вздохнул.

— Мади, я хочу, чтобы ты ушла, потому что здесь ты подвергаешься опасности.

В ее душе росла надежда. На мгновение он стал так похож на прежнего Люка — человека, который защищал ее и заботился о ней по дороге из Парижа.

— Почему ты не сказал мне этого раньше? Я уже начинала считать тебя неблагодарным негодяем, — сказала она.

Он не ответил на шутку.

— Значит, ты уходишь?

— Через день-другой.

Шестнадцатого июля, ранним утром, Д'Эрвили и другие генералы, включая молодого эмигранта де Сомбрейя, прибывшего с Эльбы лишь за день до этого, повели своих воинов на республиканцев, контролировавших ту часть перешейка, которая соединялась с материком. Из форта раздавались выстрелы пушек, несущие смерть и разрушение. Французы воевали против французов, крестьяне — против крестьян. Абсурдность происходящего захлестнула душу Мадлен, и она готова была возненавидеть Люка за то, что он участвовал в развязывании этой войны. В ее голове не укладывалось, что защита монархии или независимости Бретани требует стольких жертв.

Доктор Орлаж взял ее с собой на стену. Утро было ясным, и им были видны облачка дыма на материке. Некоторое время Мадлен вглядывалась в них с бессильной яростью. Она была удивлена и испугана, когда Люк поднялся к ним. Он натянул на себя извлеченные из седельной сумки штаны и чистую рубашку, которую, впрочем, не удосужился застегнуть.

— Тебе еще не следует вставать, — пожурила она.

— Я ненадолго, — сухо произнес он. — Мне нужно знать, что происходит.

Прикрыв глаза от солнечного света, он всматривался в даль с мрачным выражением лица. Мадлен подумала, уж не сожалеет ли он о происходящем?

— Надеюсь, все это будет стоить жертв, — сказала она.

Она вовсе не хотела вкладывать в эти слова горечь или осуждение. Но лицо у Люка просто окаменело. Глаза сузились. Наладившимся в последние два дня между ними отношениям тут же пришел конец.

— Будет, если мы победим. — Он оперся рукой на парапет. — Если нет… — У него заходил кадык. — Сказать по чести, я не хотел бы это сейчас обсуждать… с тобой…

К вечеру они узнали, что атака отбита противником. Шуаны по непонятной причине не напали на Гоша с тыла, и попытка прорваться через перешеек провалилась. Д'Эрвили получил серьезное ранение, и позже его перевезли на борт английского судна. Роялисты потеряли полторы тысячи человек. Уцелевшие вернулись на полуостров, но понимали, что их прибежище временное.

Вопреки мольбам Мадлен и советам переутомленного доктора, Люк отказался вернуться в лазарет. Он заявил, что достаточно поправился, чтобы исполнять свой долг в форте, и есть другие раненые, гораздо более, чем он, нуждающиеся во врачебной помощи.

Следующие несколько дней Мадлен почти не видела его, ухаживая за ранеными и поддерживая упавших духом людей. Она знала, что муж помогает организовать оборону форта, и волновалась, понимая, как рано он встал и как много взвалил на себя.

Их положение было опасно, поскольку де Пюизе и де Сомбрей увели свои войска дальше на полуостров, оставив Пантьевр в качестве первой линии обороны. Люк все настоятельнее просил жену уйти из форта, но она отказывалась, в конце концов, пообещав, что уйдет до боя, однако только в самый последний момент. Она говорила, что нужна в лазарете, хотя на самом деле надеялась, как можно дольше побыть с мужем. Она не забыла и не вполне простила ему Лондон, но теперь, когда его жизнь подвергалась такой опасности, все остальное отошло на второй план. Она любила Люка и боялась за него, зная, что, если форт падет, оставшиеся в живых защитники будут либо взяты в плен, либо убиты.

Глава тринадцатая

Когда Люк пришел в лазарет вечером двадцатого июля, он выглядел таким изможденным, что Мадлен поняла: только решимость удерживает мужа на ногах.

С лицом, не выражавшим никаких чувств, он прислонился здоровым плечом к дверному косяку и наблюдал, как Мадлен перебинтовывает ногу раненого юноши. Зеленая куртка Люка и две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Встретившись с его затуманенными усталостью глазами, Мадлен почувствовала странный укол в сердце. Вот такой — с небритым подбородком и спутанными волосами — он живо напомнил ей времена, когда просыпался утром в ее постели.

— Тебе надо отдохнуть, Люк, — сказала она, завязывая бинт и укрывая юношу. — Ты выглядишь ужасно.

— И это я слышу от кого? — Он с видимым усилием оттолкнулся от двери. — Сама-то ты сколько часов подряд работаешь здесь?

— Но у меня не удаляли пулю из плеча, — ответила она, подходя к мужу и прикладывая руку к его лбу. Слава Богу, жара не было, хотя на лице блестели капли пота.

Люк устало улыбнулся и посмотрел на доктора, занимающегося очередным раненым.

— Я забираю жену на свою квартиру отдохнуть, — сказал он врачу. — На сегодня она сделала достаточно. — И едва она открыла рот, чтобы возразить, как Люк продолжил, обращаясь уже к ней: — Если ты не нуждаешься в отдыхе, Мади, то в нем нуждаюсь я.