Арина Родионовна - [67]

Попутно укажем, что в том же Владимирском приходе проживали: Ганнибал (вероятно, Семён Исаакович, бывший одно время частым гостем Ольги Сергеевны), Дельвиги, Дмитрий Максимович Княжевич (писатель и общественный деятель, товарищ А. Н. Вульфа по университету и знакомый Пушкиных). Проживанием Пушкиных (после весны 1828 года), Павлищевых, А. П. Керн, Дельвигов и Княжевича в одном приходе объясняются частые посещения их А. Н. Вульфом осенью 1828 года, в бытность его в Петербурге.

Разумеется, о нахождении могилы Арины Родионовны на Смоленском кладбище не может быть и речи. Только потеря могилы вскоре после погребения няни могла привести к тому, что не был воздвигнут ей памятник ещё при жизни поэта, а тем более в дальнейшем.

Когда мы писали эту главу, мы надеялись, что 12 августа 1938 года (31 июля-старого стиля), то есть к 110-летию со дня её смерти, на кладбище, где «улёгся изнуренный трудом и бременем годов» её дорогой для нас прах, с самыми тёплыми и трогательными воспоминаниями будет закреплена вечная о ней память. Но, увы! Этого не осуществилось.

II Е. Поселянин РУССКАЯ НЯНЯ [510]

«Ах, няня, няня, я тоскую,

Мне тошно, милая моя:

Я плакать, я рыдать готова!..»

— Дитя моё, ты нездорова;

Господь помилуй и спаси!

Дай окроплю святой водою,

Ты вся горишь… «Я не больна,

Я… знаешь, няня… влюблена».

— Дитя моё, Господь с тобою! —

И няня девушку с мольбой

Крестила дряхлою рукой.

Пушкин

I

Среди прилетевших из разных мест России вестей о том, как поминали 26 мая Пушкина, нельзя было не остановиться с сочувственною улыбкой и тёплою благодарностью на следующих словах телеграммы из Кронштадта: В несть няни Пушкина дан обед городом старушкам богадельни.

Трогательный, милый Кронштадт!

Как этим он сумел хорошо выразить и усердие к памяти поэта, и понимание его жизни, и признательность той силе — спокойной, могучей, тому Русскому народу, который бережно, не спуская с него глаз, стоял при Пушкине в его детстве, стоял при нём в годы завершавшегося его расцвета — годы «Евгения Онегина» и «Годунова», и лишь тогда отошёл от него, когда Пушкин вырос в полную меру величайшего народного поэта России. Ведь Арина Родионовна была олицетворением и главною посредницей между душою Пушкина и Русским народом.

Вопрос этот настолько важен, что заслуживает обсуждения.

Значение Пушкина для России бесконечно, и чрез него громадное значение сообщается всему, что создавало его жизнь и что способствовало к выработке из него именно того человека, каким мы его знаем. А к числу важнейших слагающих сил типа Пушкина, несомненно, принадлежит его няня.

Сама судьба приставила эту коренную и выдающуюся, даровитую художественную (конечно, бессознательно) русскую натуру к колыбели Пушкина. Те сказки, которые знала она, неистощимо богатая и памятью, и даром рассказа, сыпавшая без меры пословицами, прибаутками, присказками, всеми сокровищами меткой, игривой, живой русской речи, — эти сказки Арины Родионовны были первым посвящением Пушкина в мир поэзии. Это он признал сам, говоря, что его муза, муза лицейских дней — уже являлась ему раньше в виде старушки. И в образе этой старушки всякий узнаёт Арину Родионовну, видоизменённую в волшебницу.

Наперсница волшебной старины,

Друг вымыслов игривых и печальных,

Тебя я знал во дни моей весны,

Во дни утех и снов первоначальных!

Я ждал тебя. В вечерней тишине

Являлась ты весёлою старушкой

И надо мной сидела в шушуне,

В больших очках и с резвою гремушкой.

Ты, детскую качая колыбель,

Мой юный слух напевами пленила,

И меж пелён оставила свирель,

Которую сама заворожила.

Няня первая заронила в чуткого ребёнка те настроения, которые позволили ему воскликнуть о своём первом крупном произведении:

Там русский дух… там Русью пахнет!..

И своими бесхитростными письмами во время разлуки с питомцем няня поддерживала в нём эти настроения.

Она была его отрадой во время пребывания в Михайловском, чего он никогда не мог забыть:

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя!

………………………………

……………Добрая подружка

Бедной юности моей!

Она была в его одиночестве тою живою душой, которая воспринимала и впечатления его творчества. Ведь, если б она не понимала их, Пушкин ведь не стал бы их читать перед нею. А он прямо говорит:

…Я плоды своих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей.

Но, кроме этого значения для Пушкина как для поэта, няня была бесценна для него как для человека. Она любила своего «любезного друга, ангела, батюшку Александра Сергеича» тою безграничною тёплою любовью, которая состоит в том, чтобы всё давать, ничего не требуя и не ожидая, и которая одна и есть настоящая любовь. В её бесстрастном сердце был для него всегда тёплый дом от всех внешних огорчений, как для его пытливого и смелого ума — отдых в беседе со старушкой, не имевшей безбрежных кругозоров, но имевшей крепкое, непоколебимое, продуманное, никогда ей не изменявшее миросозерцание умного русского человека из простонародья. Она просила его вести жизнь, достойную его души («поживи, дружочек, хорошенько, — самому слюбится»). Она, может быть, единственная из людей, неотступно молила за него Бога и, когда уж отошла от него, быть может,