Ариадна - [65]

Тесей улыбнулся.

– Не сомневался, что ты обрадуешься.

Может, он знал меня лучше, чем я думала. Мне казалось, он так поглощен легендой о себе самом, что других рассматривает только как малую часть своей великой истории. Но Тесей, по-видимому, слышал достаточно, чтобы понять, как глубока моя ненависть к Миносу.

– Благодарю тебя, – сказала я.

И впервые не отвела глаз, когда взгляды наши встретились.

Я ненавидела его – из-за тайн, скрывавшихся под этим крепким черепом. Но он подарил мне жизнь, на какую у меня и надежды не было тогда, на Крите. Его не заботило, как я провожу время, не пугал мой интерес к делам двора. Он хотел лишь одного – чтобы Афины процветали и сохраняли авторитет, а ему при этом не приходилось бы и в самом деле исполнять обязанности правителя и можно было бы по-прежнему свободно и без конца путешествовать.

Но когда он прикасался ко мне, я содрогалась. Эти руки – они держали мою сестру последними? Правда ли он предал останки Ариадны земле, совершив надлежащий обряд, как утверждал, или бросил ее тело без всяких раздумий? Может, отчаявшийся, мстительный дух сестры и сейчас бродит по Наксосу и нет ему хода в царство мертвых?

Тогда, на Крите, Тесей ослепил меня своей красотой и поразительными рассказами. А теперь я видела, что такое эта юношеская влюбленность – невесомая, растаяла она, как тает под утренним солнцем снег, присыпавший иногда холмы, но исчезавший тут же. Однако разочарования своего ничем не выдавала, понимая прекрасно, что власть моя, хоть и доставляет мне наслаждение, иллюзорна и Тесей может отнять ее в любую минуту. Я, конечно, приносила пользу – очаровывала высоких гостей, усмиряла беспокойных горожан, приходивших жаловаться, и проявляла при этом внимание и ловкость, которую освоила и оттачивала без конца, – однако все время должна была помнить, что Тесей здесь царь. И если уж кого очаровывать, то в первую очередь его.

У меня получалось. Тесей был доволен и царицей своей, и походами, и вечной славой, которую сулили ему бесчисленные подвиги. Порой общество его казалось даже сносным – если мне удавалось отогнать подозрения, вечно терзавшие душу, забыть о сестре. Таков был мой секрет выживания в Афинах. Не думать о сестре. Время шло, и постепенно я к этому привыкла.

Хоть в Афинах Тесей появлялся когда вздумается и с каждым разом все дольше не возвращался к родным берегам, однажды, после недолгого его пребывания дома, живот мой стал раздуваться: нашлось вдруг новое занятие, полностью меня поглотившее. Я заглушила и боль свою, и скорбь, и гнев. Приучилась совсем почти не думать об Ариадне.

Глава 21

Ариадна

Весь день я не могла избавиться от ощущения тесноты после страшного сна о Гере. Возилась на грядках с овощами под теплым солнцем, но по-прежнему чувствовала удушливый гнет ее буравящего взгляда. И то и дело невольно посматривала в сторону гор – не появился ли там кто.

В тот день мысли о Дионисе опять закрались в голову, обвили меня, как виноградные лозы, неизменно напоминавшие о нем. Может, я сама их вызвала, размышляя вновь о его матери и жестокой мести Геры ему самому. Дионис обращался со мной не как остальные. Не оценивал, дорого ли я стою, что могу сделать для него и где пригодиться. Просто был добр и гостеприимен. С болью ощутила я вдруг, как тоскую по нему. Я распевала песни в пустых залах, и голос мой звенел так тоненько. А когда собрала урожай фруктов, собственноручно выращенных в садах, ощутила вспышку неистовой гордости, но в то же время – пустоту, провал внутри, ведь Дионису-то этого не покажешь.

Стыдно стало, что я так восприняла рассказ об Ампеле. Дионис поделился со мной скорбью, а я ответила яростью. Шли дни, и я так долго уже пробыла наедине со своими мыслями, что начала докапываться до корней этой самой ярости. Я злилась на богов, с такой небрежностью державших жизнь смертных в своих руках, но должна была признать, что Ампела погубил не Дионис. Злилась на себя, поддавшуюся его чарам, будто история с Тесеем и моей глупой доверчивостью ничему меня не научила, только Дионис ведь не хвастливый герой, лишенный совести и сострадания, и я это понимала. А может быть, созналась я самой себе, может быть, в каком-то тайном уголке души меня злило еще одно: если бы не нога, случайно вставшая на трухлявую ветвь, Дионис, наверное, и до сих пор жил бы далеко за океаном со смертным, которого первым полюбил.

Так хотелось увидеть его снова, исцелиться от боли нашей разлуки. И когда по прошествии нескольких дней или недель на закате он появился на берегу, меня захлестнула волна облегчения. Остановись я и подумай немного, наверное, скромней бы себя повела, но в ту минуту все тревоги казались ничтожными, кроме одной: что он не вернется никогда. Без всякого стеснения я бросилась ему навстречу.

Его улыбка – открытая, теплая, несдержанная – вспыхнула ободряюще, как золотая путеводная звезда. Он поймал меня и заключил в объятия, после долгого одиночества казавшиеся лишь фантазией и в то же время такие убедительно крепкие, самые настоящие.

Я много чего могла бы сказать, но все запуталось внутри, а вышло простое и честное: