Архитектор его величества - [46]

Дело, любезный мой земляк, было в том, что византийский патриарх отказался благословить назначение Феодора епископом и прислал на сие место в Суздальскую землю грека Леона. Последнего Андрей немедленно по прибытии отправил жить подальше от Владимира — в Ростов. Но поставленный самим патриархом епископ Леон, хотя и находящийся вдали от столицы княжества, вызывает сильнейшее брожение в умах и священников, и простого народа: двоевластие нежелательно в любом деле, тем паче в церковном, тем паче в 6666 году по здешнему летосчислению, когда все наполнено ожиданиями Антихриста. И хотя Феодор как ни в чем не бывало продолжает исполнять во Владимире и его окрестностях епископские обязанности, все больше и больше священников ездят в Ростов за благословением принятого от Феодора рукоположения, за подтверждением выданных Феодором храмозданных грамот — да мало ли дел в церковной жизни, с которыми приходится обращаться к епископу? Так и получается, что влияние Феодора падает, а Леона — растет.

У Андрея Георгиевича еще остается надежда, что патриарх благословит создание в его княжестве отдельной от Киева митрополии и поставит Феодора митрополитом. Но я тебе уже писал, что сия надежда выглядит призрачной даже в отношении создания митрополии, а уж Феодору, рукоположенному в священники совсем недавно, неизвестно кем и не из монахов, и вовсе надеяться не на что.

Дабы хоть как-то упрочить свое положение, Феодор начал с Леоном богословский диспут о том, как держать посты. Леон — сторонник более жесткого подхода к постам, Феодор — более мягкого. Это все, что я понял в сем диспуте, ибо мало смыслю в подобных темах, и когда Феодор стал мне рассказывать разные тонкости и показал послания, которыми они на сию тему обмениваются с Леоном, я мог только поддакивать. К тому же пишут друг другу Леон и Феодор по-гречески, а я в сем языке не настолько силен, чтобы читать витиеватые богословские тексты. Скажу тебе откровенно, как любимому земляку и духовнику: я даже на латыни не всегда понимаю, что хотят сказать богословы. Но ведь и я не ожидаю от них понимания строительных расчетов. По моему скромному мнению, каждый должен заниматься своим делом.

Из-за появления Леона я стал чувствовать неприязненное отношение со стороны многих владимирских священников, ибо сей византиец, насколько я понимаю, является противником сближения христианских церквей в епархиях, пока не заключена уния между нашим святейшим папою и константинопольским патриархом. Поэтому я уже не вхожу в здешние храмы в головном уборе и не сослуживаю никому из священников, кроме Феодора.

Зато последний держит себя со мною все любезнее и любезнее, и я наконец осмелился задать ему вопрос, о какой чаше боярин Ратибор Борисович перед смертью говорил как о Граале. То, что доверительно поведал мне Феодор, тебе может быть известно, но на всякий случай все же считаю своим долгом пересказать.

Среди императорских даров, которые вез на Русь рыцарь Храма Арнульф, действительно был Святой Грааль — та самая чаша, из которой Господь наш вкушал на Тайной вечере и в которую была собрана кровь из его ран. По соглашению его императорского величества и покойного князя Георгия Долгорукого, сия святыня предназначалась для торжественного обретения на Руси. Я, правда, не понял, почему Грааль нельзя было обрести у нас в Империи, но промолчал.

Для Андрея, как и для его покойного отца Георгия, такое обретение было бы весьма полезным для упрочения княжеской власти. Потому Андрея и беспокоит столь сильно, что сия чаша была конфискована новгородским князем Святославом Ростиславичем, который не ведает ее бесконечной ценности и может ею распорядиться каким-либо неподобающим образом. Открыть же Святославу тайну сего императорского дара тоже нельзя, ибо он тогда сможет сам устроить торжественное обретение Святого Грааля и лишить Андрея столь важного духовного оружия в борьбе за влияние на Руси. Так что остается лишь требовать у Святослава выдачи всех конфискованных императорских даров, а он пока что отказывается это сделать.

Но надежды на получение сей чаши Андрей и Феодор не теряют: они мне заказали возведение на главной площади Боголюбова большой сени, подобной нашим алтарным кивориям. Под сенью должна стоять водосвятная каменная чаша, которая будет символизировать Грааль после его торжественного обретения. Сама святыня, разумеется, будет находиться не на площади, а в одном из новых храмов.

В следующем году, Бог даст, мои руки дойдут и до строительства сего кивория.

Любезный мой земляк Конрад, я должен тебе сообщить, что князь с Феодором весьма беспокоятся, почему во Владимир до сих пор не приехало посольство нашего христианнейшего императора. Я тоже обеспокоен, ибо уже полтора года нахожусь в неведении обо всем, что происходит на родине. Прошу тебя, высокопреосвященного архиепископа Вормсского, по возможности поспособствовать скорейшему направлению посольства на Русь.

Письмо сие передаст тебе княжеский гонец, снаряженный в путь специально ради этого, что можно считать еще одним признаком желания Андрея Георгиевича установить дружеские отношения с нашей богоспасаемой Империей.