Архитектор его величества - [40]

Князь Андрей с этим согласился, оглядел окрестности с высокого обрыва и предложил не ставить второй храм прямо под крепостью, а вынести его на стрелку Нерли и Клязьмы, дабы он служил торжественным оформлением сего места. Такая мысль показалась мне весьма разумною.

Вышата выразил опасение, что могут возникнуть трудности из-за половодья: когда шел сей разговор, заливные луга в пойме Клязьмы были под водою. Андрей Георгиевич сказал, что ради такого храма можно насыпать искусственный холм и сделать пристань для путешественников. Я обещал учесть это в своих расчетах.

Показал я князю и контуры укреплений будущей столицы, которые я уже начал размечать на местности, и место под белокаменные терема на самой кромке обрыва, с прекрасным видом на широко разлившуюся Клязьму[74].

Посмотрев на все это, князь благосклонно улыбнулся и сказал, что аббат Готлиб провел здесь такую работу, что прямо хоть сей город в честь него называй. Все почтительно засмеялись, а Феодор вспомнил, что князь так накануне и объявил: «Мы едем к Готлибу». Андрей вновь улыбнулся и заметил, что мое имя весьма красиво переводится с немецкого — «любовь Бога» или «любовь к Богу», и если назвать так город, то получится что-то вроде «Боголюбова».

Я не ожидал от князя познаний в нашем родном языке и не нашелся, что сказать, а вокруг все вновь почтительно засмеялись — видимо, сочли за шутку. Разговор закончился, и все отправились обедать. Я тоже думал, что все это было шуткою, но представь себе мое удивление, любезный земляк Конрад, когда на следующей грамоте, полученной мною из княжеского казначейства, уже было написано: «строительство города Боголюбова».

В силу завещанной Господом нашим скромности я допускаю, что мое имя для будущей столицы пришло в голову князю случайно и прежде всего из-за красивого перевода на русский язык. Но не учил ли нас святой Августин Гиппонский, что у Господа случайностей не бывает? Посему скажу так, дорогой брат мой во Христе: мне за мою работу много разных почестей оказывали и императоры, и короли, и герцоги, и маркграфы, и архиепископы, но чтобы моим именем, пусть даже случайно и не в торжественной обстановке, был назван город, тем паче будущая столица, — такого еще не было. Может ли существовать лучшая земная награда для архитектора? Не ведаю и не хочу об этом думать, ибо так можно впасть в один из семи смертных грехов — честолюбие, а то и в корень всех зол — гордыню[75].

В конце марта князь одобрил подробные чертежи обеих церквей в Боголюбове и городского собора во Владимире. Размеры боголюбовских церквей не превышали размеров храмов Долгорукого, ибо эти церкви надо было успеть построить до конца года. С владимирским же собором спешки не было, и его можно было сделать гораздо большим. Андрей Георгиевич хотел возвести сей храм прямо над крутым обрывом к Клязьме, дабы он смотрелся наиболее величественно, но я объяснил, что почва под громадным зданием может, не приведи Господь, оползти, поэтому строить следует на расстоянии хотя бы сорока локтей[76] от края обрыва. А еще немалые трудности создавало пятиглавие собора, ибо дополнительные главы утяжеляют своды и увеличивают риск обрушения. Но я решил, что буду сам наблюдать за кладкой самых ответственных частей здания — сводов и куполов, благо все равно это будет в следующем году, когда две малые церкви уже будут построены и у меня будет больше времени.

В восьмой день апреля заложили владимирский собор. На торжественной церемонии присутствовал князь со всем боярством. Феодор вместе с множеством владимирских священников обошел строительную площадку с иконами и крестами, затем положил один большой камень посередине и четыре — по углам будущего собора: сии места были заранее отмечены колышками. Потом он громко повелел начать строительство. Мастеровые, толпою стоявшие на краю площадки, низко поклонились. Я, как обычно, сослуживал Феодору среди священников второй степени.

Немного позже были торжественно заложены обе церкви и крепость в Боголюбове. Их строительство к тому времени уже шло: начали копать крепостные рвы, почти полностью насыпали холм для церкви на стрелке рек, у обеих церквей устроили фундаменты. Но церемония заложения прошла точно так же, и Феодор, стараясь не завязнуть в строительной грязи и не провалиться в раскопы, обошел крестным ходом всю будущую крепость и строительные площадки церквей и затем столь же выспренно повелел начать строительство.

Все три храма Андрей с Феодором решили посвятить Пресвятой Деве Марии, которую здесь обычно называют Богородицею. Я ожидал, что владимирский собор будет Софийским, как в Киеве и Новгороде, но, как мне потом объяснил Феодор, культ Пресвятой Девы более широко принят в христианском мире, нежели византийский культ Софии — Премудрости Божией. Мне показалось, что это очередной шаг в сторону сближения Суздальского княжества с нашею Святой Церковью. Впрочем, я могу и ошибаться, ибо всегда был далек от проникновения в замыслы преосвященных церковных иерархов[77].

Должен сказать, брат мой во Христе, что я даже не предполагал, что мне удастся столь быстро и без особых трудностей наладить здесь строительные работы. Покойный Савва Нажирович, архитектор Георгия Долгорукого, не зря обучался в нашей богоспасаемой Империи: мастеровые по всем основным строительным специальностям были подготовлены, и Якову Осиповичу оставалось только найти их и пригласить на работу.