Ardis. Американская мечта о русской литературе - [36]

Аполитизм Профферов, среди прочего, позволит им дать беспристрастную оценку тем вполне признанным писателям в СССР, которые того заслуживали. Помимо «деревенщиков», о которых уже шла речь выше, Карл будет неплохо отзываться о Чингизе Айтматове, Юрии Нагибине и Юрии Трифонове[216]. У Трифонова в «Ардисе» выйдет три книги по-английски, у Нагибина — одна.

Вячеслав Иванов, или Кома, как его называли в близком кругу, в том числе Профферы, полагает, что аполитизм «Ардиса» предопределен прежде всего влиянием формализма на эстетические вкусы Карла: «Думаю, есть неуловимый дух русской литературы, который обнаруживается в ее форме. Вот много раз повторяемая разными людьми мысль о том, что очень трудно объяснить, почему Пушкин так много значит для нас. Ведь если подходить с точки зрения внелитературных критериев, то у него, конечно, есть какие-то интересные общие мысли, но всe-таки они были высказаны и до него. А вот такой формы, такого языка, такого способа описания того, что ему было интересно, не существовало. Понимание этого у Проффера было, и это понимание вело его к тому, что именно эту сторону русской литературы его коллеги слависты и их ученики не осознают. Он видел, что и в Европе мало кто это понимает и что постепенно Россия также перестает это чувствовать. Ведь и вся новая литература в CCCР была построена на противопоставлении себя власти. Почему было событием, что они нашли «Школу для дураков» (Саши Соколова. — Н. У.). Это была книга, где фактически нет никакого противопоставления. Всe-таки книга прежде всего замечательна тем, как она написана».

Наверное, именно поэтому Проффер так любил спрашивать своих русских друзей — поэтов, писателей, переводчиков: «Может ли плохой человек написать хорошую книгу?» Характерно, что поначалу Бродский, например, ответил: «Нет»[217].

Так или иначе, но этот нейтралитет «Ардису» будет соблюдать непросто. Собственные вольнолюбивые взгляды Профферов, давление среды — либеральной общественности советских столиц — и глупость охранителей неизбежно должны были привести к конфликту c властями СССР. Впрочем, в английской части Профферы будут сохранять академическую сбалансированность. В русской они, очевидно, чем дальше, тем больше станут ориентироваться на запросы своих либеральных читателей. Много позже, когда Профферу откажут в визе, он напишет: «Это чудо, что мы заслужили официальное неодобрение только через десять лет»[218].

Глава VIII ВЕРШИНА ПРОШЛОГО И ВИХРЬ НАСТОЯЩЕГО

Период «Ардиса» с 1971 по 1974 годы можно было бы назвать «архивным». В русской части вообще преобладают репринты. Из 17 книг, напечатанных в эти годы, только одна — сборник стихов Натальи Горбаневской — относится к советской современности. Другой современный писатель, Набоков, правда, находящийся в безопасном и комфортабельном далёке, передал Профферам права на свои русские произведения. Он будет оставаться самым печатаемым автором «Ардиса» на протяжении всей его истории: в общей сложности в Энн-Арборе выйдет 22 его книги на русском и одна на английском. Но Набоков, по выражению Битова, «продолжал серебряный век, как будто не было 1917 года»[219]. Даже если это не совсем так, учитывать его в расчетах не справедливо.

В 1975–1979 годах баланс между прошлым и настоящим начинает меняться. Из 77 книг, опубликованных на русском, 18 написаны современными авторами, включая Иосифа Бродского, Льва Копелева, Сашу Соколова, Владимира Войновича, Андрея Битова, Фазиля Искандера, Василия Аксенова, Сергея Довлатова и Эдуарда Лимонова (за вычетом Набокова).

Может сложиться впечатление, что других писателей, как говаривал Сталин, для нас и не было. Владимир Войнович в интервью для этой книги отмечал: «Это было непаханое поле. Они первыми стали приезжать, и всe было в их распоряжении. Думаю, я был не единственным автором самиздата. Что мне светило? Тюрьма? Не гонорары точно. А тут какое-то издательство, которое что-то платит. Нам любые доллары нужны, сколько ни показывай».

Да, многие писатели вынуждены были работать в стол и перебиваться случайными заработками. Далеко не только те, с которыми у нас, во многом благодаря «Ардису», ассоциируется эпоха. Проффер так описывает ландшафт русской литературы в 1981 году, через десять лет после основания издательства: «Официальная русско-советская литература напоминает баскетбол на инвалидных колясках: кого-то, конечно, впечатлит напористость игроков или замечательные мышцы, развитые в определенных ограниченных зонах, и даже отдельные звезды восходят — но что-то во всем этом фундаментально не так… Есть целые сферы человеческой жизни, о которых советские писатели вынуждены врать или в лучшем случае их игнорировать. Например: история, философия, политика, все остальные страны, образование, промышленность, сельское хозяйство, религия и секс… И потом им еще говорят, что они должны писать в духе «социалистического реализма»… А это совсем непросто — написать реалистический роман, не говоря правды». Причем Проффер имеет в виду не только официальных писателей, а скорее тех, кто публиковался от случая к случаю и надеялся, что будет публиковаться впредь.