Арарат - [82]

Увидев Асканаза, Нина приподнялась.

— Вы мне вернули жизнь… — через силу шепнула она.

Асканаз помог ей встать и подвел к Поленову:

— Вот спаситель вашего ребенка!

Поленов смотрел на мать и ребенка таким ясным взглядом, словно он и не был ранен.

Нина переводила взгляд с Поленова на Асканаза. Она искала слова для того, чтобы выразить свои чувства, и не находила… Она нагнулась над Поленовым и погладила его по голове. Дима, ничего не понимавший, удивленно разглядывал лежавшего на земле Поленова.

— Кровь!.. — воскликнул он вдруг, показывая на лицо Поленова. Но в это время Нина заметила лежавшее неподалеку тело матери и кинулась к погибшей, с плачем целуя ее опаленные седые волосы.

Асканаз со вздохом потер лоб. Подойдя к Нине, он поднял ее. Санитары принесли носилки, чтобы положить на них Поленова, но Дима вцепился ручонками в его шинель.

Нина взяла ребенка на руки.

Молодая женщина и Поленов обменялись долгим взглядом. Что они прочли в душе друг друга, ни тот, ни другой в эту минуту не сумел разобраться. В глазах Нины сияла ласка и благодарность, и в этом взгляде, казалось, таяли мучения, которые ей пришлось испытать.

Часть третья ЕРЕВАН

Глава первая МАТЕРИ

ОТ УЕХАВШЕГО на фронт Зохраба уже долгое время не было вестей. Это сильно удручало Шогакат-майрик. Призванный в армию Ара вместе со своими ровесниками проходил военную подготовку неподалеку от Еревана. Шогакат-майрик казалось, что за время подготовки младший сын сумеет избавиться от удручавшего ее недостатка.

Вртанес упрашивал мать перейти к нему, но Шогакат-майрик ни за что не соглашалась расстаться с комнатой, в которой она прожила почти четверть века. «Здесь корень семьи, — говорила она, — отсюда наше фамильное дерево раскинуло свои ветви. Если я уйду, Ара затоскует. Нет, нет, не уговаривай, буду жить у себя, пока не закончится война, пока не вернется живым-здоровым мой Ара! Женю его, а уж потом пусть четверо сыновей предадут мой прах земле…»

Шогакат-майрик часто оставалась ночевать у Вртанеса, порою ночевала у Елены, а все остальное время проводила у себя, приглашая к себе обедать невесток с внуками и Вртанеса.

Стоял ясный майский день 1942 года. В это воскресное утро Шогакат-майрик прибирала комнату с особым усердием. На ее лице было довольное выражение: так выглядела она обычно в те дни, когда, увидев хороший сон, с нетерпением ждала возможности пересказать его кому-нибудь из близких.

Она подошла к постели Ара, которую каждый вечер раскрывала, старательно взбивая подушки в знак того, что младший сын вот-вот вернется и ляжет спать, как обычно. Шогакат-майрик присела на стул около постели и задумалась.

Она долго сидела неподвижно. «Словно все народное горе ты оплакиваешь!» — говорили соседки, видя ее удрученное лицо. А Шогакат-майрик было над чем задуматься. Елена все чаще жаловалась на то, что ей трудно живется, не удается сводить концы с концами; она тревожилась, не получая сведений о муже. Печалило Шогакат и здоровье Сатеник, таявшей на глазах от тревоги за Габриэла, несмотря на все старания Шогакат-майрик утешить и подбодрить ее.

Шогакат встала, подошла к карте, укрепленной на стене. С первых же дней войны Ара красными и черными флажками обозначал на ней передвижение Красной Армии и гитлеровских войск. А после того как Ара был призван, передвижение флажков на карте взяла на себя Цовинар. Но уже несколько дней Цовинар не появлялась; Шогакат-майрик было известно, что наши далеко отбросили немцев. Она поглядела на карту, и ей не понравилось, что черные флажки стоят слишком близко от Москвы. Она подумала и, вытащив булавки с черными флажками, отодвинула их подальше от Москвы, а красные флажки выдвинула вперед; с минуту полюбовалась и, словно успокоившись, пробормотала: «Ну, так-то лучше. Пускай утешатся тысячи тысяч матерей, пусть минет беда Асканаза и Зохраба!»

Открылась дверь, и в комнату без стука вошла соседка Парандзем. Шогакат-майрик старалась не выдавать своих забот и горестей, хотя ей это не всегда удавалось. Она и теперь весело и приветливо поздоровалась с Парандзем, но тут же спросила:

— Ну, что говорит Мхитар?

— Умереть мне за него… что он может сказать? Говорит то же, что и твой Вртанес: ты, мол, не печалься, мама-джан, вернусь целым и невредимым… Ах, сестрица Шогакат, боюсь я, что не дождется мой старик возвращения сына!..

Шогакат прервала ее:

— Ну, зачем тебе так думать?.. Ты лучше скажи Нерсесу, чтобы зашел ко мне сегодня. Чаю вместе напьемся, давно я его не видела.

— Да разве мы видимся с Нерсесом, Шогакат-джан?! С раннего утра ушел на работу…

— Это в воскресенье-то?

— Да-кто сейчас воскресенье от будних дней отличает?!

— Ну, молодые — это понятно. Но Нерсеса надо бы поберечь…

— Так он сам себя не бережет, Шогакат-джан! — подхватила Парандзем. — И слушать не хочет!.. Да, что я хотела тебе рассказать… — Парандзем с таинственным видом оглянулась, словно боясь, что ее подслушают. — Понимаешь, радуется мой Нерсес, что вот, мол, новую профессию освоил… Говорит, что это большой секрет: завод их перестроили, и теперь они военные заказы выполняют… Ты подумай, Шогакат-джан: то, что мой Нерсес изготовляет, прямо на фронт отправляется!